Сердце женщины. Гаури

Наглые слова Амру о приданом и оскорбительные намеки Лакшми, понятные любому из гостей, окончательно отравили Панчи всю радость свадебной церемонии. Он чувствовал, как в нем поднимается ненависть к деньгам — причине всех раздоров. Пока еще все гости были возбуждены предвкушением свадебного пира. Скоро, однако, и они будут обижены плохим угощением и обилием шпилек в их адрес. Ведь согласно старинному обычаю, когда мужчины — родственники и друзья жениха — садятся за свадебный стол, женщины — родственницы и подруги невесты, — расположившись на террасе, поют приветственные песни и высмеивают в едких шуточках самых важных гостей, пирующих внизу. Так было и сейчас. Женщины пели, разделившись на две группы: одна спрашивала, другая отвечала. И уж, конечно, их шутки жалили куда больше, чем перец в чечевице или в творожном пудинге.

Женщины из Большого Пиплана начали с Молы Рама. Хор спрашивающих пропел:

Эй, Мола Рам, мерзавец,Скажи нам, кто ты есть?

И другой хор ответил:

Я Мола Рам,Я Мола Рам!

Мое лицо сурово,Ведь я большущий рева.Я прежде был сержант —Вся гордость моя в том.С приданым всех надул я,Я с правдой не знаком.

Потом пришел черед старосты деревни Малый Пиплан, шестидесятилетнего субедара Ачру Рама. Обращаясь к нему, хор пропел:

Эй, Ачру, растлитель дочерей,Где ты оставил свою честь?

Другой хор ответил:

Я в армии ее забыл,Я вру, что очень беден.Вконец Пиплан я разорил,Пиплан мой голоден, уныл,

А мы с Бирбалом что есть силЕго нещадно грабим.

По мере того, как шутки делались все острее, на стол стали подавать сладкое. Появился рисовый пудинг, засахаренные сливы, пирожные и другие лакомства. Старшие, церемонясь, брали понемногу, мальчишки вынули цветные носовые платки и, не стесняясь, принялись заворачивать в них сласти, чтобы отнести домой. Затем последовал творожный пудинг.

Ко всеобщему удивлению, к концу пиршества стали твориться странные вещи. Все гости почему-то принялись до неприличия громко хохотать и нести страшную чепуху. Взаимные оскорбления, которые они бросали в лицо друг другу, далеко превосходили все то, что говорили о них женщины, сидевшие на террасе. Молодые даже начали драться. Те, кто был покрепче желудком, спохватились первые.

— Эй, молодежь, осторожнее, в твороге — гашиш! — крикнул Мола Рам.

— Пора идти, — решительно встал субедар Ачру Рам и, кое-как собрав всю шумную ватагу жителей Малого Пиплана, повел ее обратно на постоялый двор. Кто потрезвее помогали идти остальным, а женщины, подруги невесты, щедро отпускали острые словечки и шутки, издеваясь над юношами за то, что они так легко дали себя провести и наелись гашиша.

Между тем подружки невесты увели Панчи на «смотрины».

Когда его вводили во внутренний двор, он, обычно не отличавшийся застенчивостью, держался очень робко. Затем робость сменилась жгучим стыдом: в присутствии невесты, которая сидела укрытая покрывалом, в окружении своих подруг, сопровождавшие его девушки сделали его мишенью своих шуток.

— Иди, иди, — говорила темнокожая девушка с красивым тонким лицом, подталкивая Панчи вперед. — Меня зовут Паро, я подружка твоей жены Гаури, и тебе нечего меня бояться!

Когда он двинулся вперед, к нему подошла другая девушка и сказала:

— Я Камли, тоже подружка твоей Гаури. Я буду прислуживать тебе… Теперь подойти и стань здесь, а мы спросим невесту, откроет ли она перед тобой лицо.

Панчи повиновался и стал там, где ему велели. Паро отступила назад и незаметно присела позади него. Камли подошла к невесте и что-то шепнула ей на ухо, затем быстро повернулась и, вытянув руки как для приветствия, толкнула Панчи. Все произошло так быстро и неожиданно, что он кувырком перелетел через Паро. Девушки залились безудержным смехом. Панчи сел и принялся поспешно поправлять разрушенный тюрбан и разглаживать одежду, пытаясь восстановить свое достоинство. Шутка была такой грубой и жестокой, а тюрбан разрушен столь непоправимо, что Панчи даже побледнел от обиды и окончательно растерял весь тот пыл, который ему надлежало проявлять.

Две молодые женщины, сидевшие возле Гаури, поднялись со своих мест и, с деланным сочувствием, причмокивая губами, подошли к Панчи, чтобы повести его к невесте. Подобно любому наивному парню, оказавшемуся в роли жениха, каким, по существу, и был Панчи, он поверил им и покорно повиновался. Одна из них помогла ему подняться, в то время как другая ласково гладила его лицо рукой, измазанной сажей. Все смеялись над ним, кроме невесты, которая продолжала недвижно сидеть под покрывалом, похожая на ворох разноцветных тканей.

Темнокожая Паро, притворяясь, что защищает Панчи, проговорила: