Сердцу не прикажешь

Лакей и Джеральд снова перенесли его в спальню. Усадив поудобнее в кровать, они оставили его одного.

Малколм сидел, обложенный подушками, в темной комнате, не зажигая света, и ждал, немного волнуясь, немного страшась.

Но вот, после казавшегося ему бесконечным ожидания, пришла Марсия в чистом белом халатике с распущенными по плечам волосами.

Глаза ее на бледном лице казались огромными. Малколм с каким-то новым для него чувством волнения понял, что она смущена и робеет.

Она стояла в дверях, и Малколму казалось, что она дрожит. Он невольно протянул к ней руки, и в этом жесте было желание ободрить и успокоить ее.

С коротким прерывистым вздохом она бросилась к нему.

Марсия хотела опуститься на колени у его постели, но руки Малколма не позволили ей сделать это. Она оказалась в его объятиях.

Какой мягкой и теплой показалась она ему! От нее пахло розами.

— Ты действительно хочешь... этого? — пробормотала она, уткнувшись лицом в его плечо. — Малколм, милый, ты... и вправду любишь меня?.. Ты хочешь, чтобы мы... были вместе?

— Мне так много надо тебе сказать, — с нежностью промолвил он.

Со вздохом, похожим на всхлип, Марсия застыла в его руках.

— Ты... передумал?

— Нет, я не передумал, — тихо ответил он. — Я только понял, каким жестоким я был, и я хочу покаяться перед тобой. Ты простишь меня?

Наступила пауза, полная удивления, а затем Марсия едва слышно прошептала:

— Тебе не за что... просить прощения.

— Ты согласна все начать сначала? — спросил Малколм с надеждой. — Я хочу загладить свою вину за все, что ты вытерпела. Я хочу любить тебя, но мне нужна твоя помощь, Марсия.

Это была мольба о прощении, и он почувствовал, как рука Марсии обвила его шею.

— Все, что я могу сделать... это любить тебя... — прошептала она так тихо, что он едва расслышал.

— Ты говоришь правду? — переспросил Малколм. — Это правда? Ты говоришь это после того, как я намеренно отталкивал тебя, пытался ненавидеть тебя и всех?..

— Все это... прошло, забылось.

— Это правда? Ты можешь все забыть, и мы все начнем сначала?

— Ты знаешь, что мы можем... это сделать, если... если... попытаемся... вместе...

— Марсия, моя дорогая Марсия, помоги мне сделать это...

Он чувствовал, как она дрожит, и, взяв за подбородок, осторожно поднял ее лицо.

Он вглядывался в прелестные черты до тех пор, пока не увидел в ее глазах тот свет, которого в них никогда не было раньше.

Малколм наклонился и поцеловал ее.

Его охватило чувство радостного удивления от того, что ее губы были такими нежными, податливыми и невинными.

Он испытал волнение, которого доселе не знал, — оно было подобно экстазу. Все в нем трепетало, волна радости пробежала по его телу, и, казалось, новая молодая душа, вселившись в него, все в нем изменила.

Малколм поднял голову.

— Марсия, дорогая моя, любимая Марсия, — все еще неуверенно произнес он, глядя ей в глаза.

Лицо Марсии просияло, и это необыкновенно преобразило ее.

— Я люблю тебя... Малколм, я люблю тебя!

— Это правда? — переспросил он, волнуясь.

— Я люблю тебя давно, ты красивый, сильный... В тебе есть все, что восхищает меня... Ты... ты... настоящий хозяин Грейлинга.

— Радость моя, как ты можешь говорить обо мне такое?

Малколм снова целовал ее, и в этих поцелуях была страсть. Марсия вздрогнула, он почувствовал, как учащенно забилось ее сердце.

— Марсия, — произнес он хриплым от волнения голосом. — Иди ко мне.

Наступила пауза, полная растерянности, прежде чем Марсия еле слышно прошептала:

— Я должна... кое-что сказать тебе...

Первым его побуждением было попросить ее ничего не говорить. Он предпочитал пребывать в неведении. Любое признание могло погубить светлое мгновение его неожиданного счастья.

Но Малколм заставил себя думать о Марсии, а не о себе, и тихо сказал:

— Говори.

— Тебе может показаться... старомодным... — запинаясь, промолвила Марсия, — но у меня никогда еще... Я хочу сказать... никого не было... чтобы так...

Какое-то мгновение он ошеломленно молчал. Что с ним? Разве не это желал он услышать? Разве не эту частицу оставшегося идеализма и мечты он готов был положить к ногам чистой Элизабет?

— Милая, моя единственная любовь! — вырвалось у него.

Марсия еще никогда не слышала у него такого голоса.

Он снова целовал ее, теперь уже настойчиво, требовательно. Малколм знал, что она и есть та женщина, которую он столь долго ждал, о которой мечтал.

— Благодарю тебя, Господи! — произнес он как молитву. — Моя жена, моя прекрасная, удивительная жена. Я люблю тебя, я боготворю...

— Малколм, повтори еще раз, пожалуйста, дорогой. Я должна знать, что это не сон...

Он страстно целовал ее лицо, мокрое от слез.

— Да, это правда, дорогая, — успокаивал он ее. — Я люблю тебя. И все, что ты сказала... это хорошо. Все хорошо, родная, все хорошо.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.