Серебряная Инна

Ты оставил мне лишь строки, написанные неразборчивым почерком. Строки, врезавшиеся мне в память и продолжавшие жить внутри меня. Ты оставил мне рассказ с тысячей входов и выходов, с множеством странных комнат внутри, живых, растущих, как пейзаж. Я заблудилась в этом рассказе. После стольких лет я все еще блуждаю в лабиринте под названием «моя жизнь». Я не могу выйти наружу из рассказа и не могу войти глубже в него, постоянно оказываясь в новых незнакомых местах. Леса расступаются передо мной и смыкаются за мной, и куда бы я ни пошла — я не узнаю этих мест. Я заблудилась в этом неразборчивом рассказе без слов, его пустые страницы жгут мне глаза. Я как младенец, который не узнает себя в этой жизни, который впервые видит лицо матери, впервые узнает его. Мне кажется, я вспоминаю тот страх, когда лицо оказывается чужим, уже узнанным кем-то другим, и с моих губ срывается крик. Я заблудилась, потерялась. Или, Или! лама савахфани [6]. Все мы видели бездну.

Ты оставил мне этот рассказ с любовью. Я пытаюсь рассказать. Пытаюсь осторожно нащупать в нем путь. Я знаю, что нельзя поворачиваться. Нельзя зажигать свет. Пока мне нужно оставаться слепой. Еще на какое-то время. Может, навсегда.

Но когда я вышла из машины в Хохае, случилось что-то странное. Словно мне в глаза внезапно ударил яркий свет. Это причинило мне боль, но это была приятная боль. Мне ее не хватало. Сперва я ничего не видела. Мои глаза должны были напиться света, чтобы начать видеть. А потом я увидела берег и себя, выброшенную на берег волнами. Это была я. Только очень старая. Я лежала там подобно вещи, подобно осколкам, остаткам чего-то давно утраченного. И тогда я начала идти. Тогда во мне родились шаги. И крик.

~~~

Арон так и не написал письмо своей семье. Всю зиму он думал об этом, писал письмо в своих мыслях, переписывал, стирал и снова писал. Но с приходом весны он решил обождать с его отправкой. Сперва нужно понять, что будет с ним и Инной, а уж потом отправлять письмо. Потому что для него они были неразрывно связаны — письмо и Инна. Инна и его прошлое. Инна и его настоящее имя.

Но зима была такой долгой. И когда Арон наконец отправился пасти лошадей, он так и не решил, какой будет их новая встреча с Инной. Он столько времени провел, думая о женщине, о которой ничего не знал, не знал, существует ли она в реальности. И чтобы узнать это, нужно было с ней встретиться. Но, даже стоя лицом к лицу с ней, Арон все еще не понимал, настоящая ли она, потому что все это запросто могло ему присниться. Инна, какой он ее помнил, могла оказаться лишь маской, скрывавшей что-то совсем другое. А женитьба? Об этом они даже не заговаривали. Что, если она не хочет выходить за него замуж? Сам же Арон думал, что если и женится когда-нибудь, то только на Инне. Но стоит ли вообще жениться? Зима не дала ему ответа на все эти вопросы, напротив, он только еще сильнее запутался в своих мыслях.

Единственное, в чем Арон не сомневался, это в том, что нынешнее лето не должно быть таким, как предыдущее. Продолжи он встречаться с Инной, как и раньше, ему придется взять на себя ответственность. Или жениться на ней, или уйти из Крокмюра, порвать со всем и снова пуститься в путь.

Но если они решат пожениться, тогда он напишет письмо.

— С чего это ты так торопишься на пастбище? — поинтересовалась Хельга со смешинкой в глазах, когда Арон радостно собирал вещи.

Вопрос так удивил Арона, что он не нашел что ответить. Более того, на лице его невольно появилась глупая улыбка, выдавшая его с головой. Арон отвернулся, сделав вид, что занят сбором вещей, но затылком чувствовал на себе любопытный взгляд Хельги.

— Лошади его ждут, — фыркнул Соломон у очага с таким видом, словно и ему, и Хельге все давно известно.

Арона внезапно охватил стыд. И стыд потянул его вниз, в холодную, хорошо знакомую пропасть. Радость в глазах погасла. Арон выпрямился и уставился в пустоту перед собой потухшим взглядом, ощущая бесконечную усталость. Усталость от себя, усталость от жизни. В сказках старый злой тролль обычно охраняет сокровища. Что, если он тоже постепенно превращается в такого тролля? Злого и жадного тролля, не знающего радости, который никого не подпустит к сокровищу, спрятанному высоко в горах.

— Ты иногда совсем как ребенок, — сказала Хельга.

Арон ничего не понял. Мысли путались у него под ногами. Ему казалось, что он все время о них спотыкается.

— Провести лето на пастбище, что может быть лучше? — попытался спасти ситуацию Арон. — Мне там есть чем заняться.

Хельга подошла помочь со сборами.

— Без тебя будет пусто, — вздохнула она.

Соломон постучал трубкой о плиту.

— Я с вами завтра не пойду, так что поезжай на Бальдре. Я через пару недель привезу провизию. Ты слышал, что на той стороне Саддияуре видели медведя?

Арон уже знал об этом.

— В лесу много живет всякого зверья, — ответил он. — И страшнее всего комары.

— Нет, страшнее всех медведь. Будь начеку. А то, чего доброго, позовешь псину, а приманишь медведя…

Соломон и Хельга залились смехом.

Отсмеявшись, Хельга прислушалась:

— Идет дождь. Слышите? Дождь пошел!

~~~