Серебряная корона

— Нет. Тогда он был бы радостным. Такие вещи сразу чувствуются. Нет. В последнее время он грустил. Говорил обычные слова, но голосом, падающим в конце каждой фразы. Понимаешь, о чем я? Когда берешь уроки пения, начинаешь замечать мелодику речи. У некоторых она настолько явная, что можно записать нотами. Вообще-то я бы поняла его, если бы он заглядывался на других женщин. Мона ведь никогда не заботилась о том, чтобы кому-нибудь нравиться. Если на ней блузка, то это огромный бесформенный балахон, застегнутый на все пуговицы и с длинными рукавами. Она не красится, а волосы закалывает в пучок, вместо того чтобы потратиться на красивую стрижку. Она никогда Вильхельма не погладила, никогда ласкового слова не сказала. Не скудновато ли для семейных отношений? Я бы первая его поздравила, найди он кого-нибудь, кто полюбил бы его таким, какой он есть. Знаешь, по-моему, Мона смотрела на него сверху вниз. И он это чувствовал.

Арвидсон ждал Марию у выхода из ресторана. Мария просияла при виде его и стала оглядывать площадь, ища глазами Эка.

— Он ушел час назад с рыжей девушкой-акупунктурщицей из центра по борьбе с курением, — объяснил Арвидсон. — Никогда не видел, чтобы он так стремился бросить курить. Он, наверно, рассчитывает на индивидуальный курс. Например, провести целую ночь на коврике с иголками. Можно, я провожу тебя до Восточных ворот?

— Я хотела прогуляться до порта, мне кажется, я сразу не усну. Мысли мешают. Разговор с Биргиттой меня что-то встревожил. — Увидев в его лице разочарование, Мария добавила: — Пошли вместе, если хочешь.

Ночь была теплой, в переулках кипела жизнь. Порывы легкого ветра доносили смех, звуки танцевальной музыки и соблазнительные запахи из ресторанчиков. Цветы плетистых роз на фасадах сияли, подсвеченные уличными фонарями. Арвидсон остановился и обхватил ладонями распустившийся желтый цветок.

— Понюхай, — сказал он, и Мария наклонилась, чтобы почувствовать аромат. Ее волосы коснулись его губ. Она этого не заметила. А он ощутил всем телом.

Они вышли на Береговую улицу. Около ресторана «Бургомистр» толпились мужчины среднего возраста в кожаной одежде. Они не проходили внутрь ресторана, было видно, что у них назначена встреча у входа. Один из них попытался втащить в их круг Марию, при этом он громко хвастался своим крутым байком и что «мусора» его даже штрафанули за превышение скорости.

— Я сейчас возьму, бля, пару пива, и хрен они меня потом остановят! — У него был певучий северный говорок.

Арвидсон подошел и просто глянул ему в глаза. Доставать удостоверение не пришлось. Они друг друга поняли.

Вдруг позади двух девушек в спортивных костюмах Мария увидела Улофа Якобсона, спускающегося в ресторан. Тот, похоже, торопился и Марию с Арвидсоном не заметил. На нем были шорты и белая майка.

— Возьмем по пиву? — предложила Мария.

— Наверно, нужно заказать столик? — Арвидсон взял в руки меню. Поесть в «Готландском погребке» ему не удалось, потому что он не сводил глаз с Марии.

— Либо показать служебное удостоверение и считать, что мы при исполнении, — предложила она.

— Имеем полное право.

Мария проследила взглядом за Улофом, как тот прошел во внутренний дворик ресторана и сел за стол. Там он заговорил с мужчиной, сидевшим к ним спиной, с прямыми темными волосами и на голову ниже Улофа. Мужчина повернул голову и резко поднялся. Мария коснулась руки Арвидсона, и он посмотрел в ту же сторону. Это был Арне Фольхаммар. Музыка не позволяла разобрать их слова, но жесты были вполне понятны. Дело шло к драке. Арне положил на стол купюры и последовал за своим рослым братом к выходу. Арвидсон взял Марию за плечи и повел на улицу. Снаружи толпился народ. Когда они вышли на Береговую улицу, Улофа и Арне видно не было.

Запах моря, роз и каких-то незнакомых цветов струился по переулкам, манящий, как ночная прохлада. Арвидсон не убирал руку с плеч Марии. На секунду расслабившись, Мария прижалась к нему, но в следующее мгновение выскользнула из его рук и стала разглядывать витрину рыболовного магазина. Военная хитрость, подумал Арвидсон. Мария никогда раньше не интересовалась ни рыбалкой, ни охотой. Он мечтал набраться решимости и взять ее за руку. Если бы она разрешила это сделать, он бы больше от жизни ничего не хотел. Впрочем, нет, он бы хотел продолжения. Мария сунула руки в карманы куртки, как будто услышала его внутренний монолог. Некоторое время оба молчали.

— Ты не знаешь, чем кончилось дознание в доме у Моны? Оно завершено? — спросила наконец Мария.

— Трюгвесон говорит, в шкафу у мальчиков в комнате они нашли надпись: «Как же мне осточертела эта семейка!». — Арвидсон улыбнулся. — Видимо, кто-то из птенчиков решил, что пора улетать из гнезда.

— Интересно, кто это написал?