Без вопросов: голос принадлежал Дейтону. Доктору Артуру Симеону Дейтону, профессору социологии, читавшему курс лекций (но не практических занятий) по этике. Мастеру игры. Магу.
Какого…
— Считаю это согласием.
Не было ни громких звуков, ни ярких огней. Мир просто вернулся назад, и Карл Куллинан оказался в деревянном кресле у старого истертого стола в комнате № 109 студенческого общежития.
Комната была точно такой, какой они оставили ее тем давним вечером. Книги и вещи свалены у стены на лишних стульях; ручки, карандаши, бумага и кости разбросаны по видавшей виды столешнице красного дерева. Карл взглянул на висящие над головой лампы. Странно, так странно снова видеть лампы дневного света. Никакого мерцания — ровный, холодный свет.
Медленно, осторожно он поднялся на ноги, ожидая, что раны зайдутся болью.
Никакой боли. Он прекрасно себя чувствовал — вот только был не собой, не таким, как должен быть здесь. Хоть и был он одет в потертые джинсы и чуть тесноватую спортивную куртку — в точности, как тогда, — он был собой с Той Стороны, а не субтильным Карлом Куллинаном отсюда. Он напряг правую руку; рукав поехал по шву.
— Да, если уколешь себя, покажется кровь. — Голос шел непонятно откуда. — Это же иллюзия, Карл. Выпей иллюзорного кофе, закури несуществующую сигарету — тебе станет лучше.
Он взглянул на стол. Белая фарфоровая кружка кофе дымилась подле полупустой пачки «Кэмела».
— Пей же, Карл.
Он пожал плечами, взял кружку и сделал осторожный глоток.
Отличный колумбийский кофе, тонкого помола, хорошо сваренный и в меру сдобренный сливками и сахаром. Некогда Карл считал кофе хоть и приятной, но вредной привычкой, от которой — правда, слегка помучившись — можно излечиться. Теперь он понял, что ошибался. Это было восхитительно. Он взял упакованную в целлофан пачку и вытащил сигарету, мимолетно усмехнувшись предупреждению Департамента здравоохранения.
— Не зажжете?
— Я уже говорил тебе — ты не мертвец. Впрочем, иллюзорные сигареты безвредны. Наслаждайся. — На конце сигареты зарделся огонек.
Карл вдохнул ароматный дым… и согнулся пополам в приступе кашля. Он отшвырнул сигарету.
— Я сказал — безвредны; раздражать они могут.
— Прекрасно. — Карл вытер губы тыльной стороной ладони. — Дейтон — или мне называть тебя Арта Мирддин?
— Как тебе больше нравится.
— Почему ты не показываешься?
— Только скажи. — По другую сторону стола воздух сгустился и замерцал — и вот он уже сидит напротив Карла, точно такой, каким Карл видел его вечером более семи лет назад — худощавый, сутулый, в поношенной шерстяной куртке, попыхивающий пенковой трубкой, из-за которой рукава и карманы его куртки были вечно прожженными.
Дейтон вынул трубку изо рта и, насмешливо салютуя, прикоснулся ею ко лбу.
— Как поживаешь, Карл?
Карл прикинул, достанет ли он Дейтона, но решил, что не стоит. Либо это тщательно наведенная иллюзия, либо Дейтон на своей территории. И в том, и в другом случае кидаться на него бессмысленно.
— Из-за тебя погибли мои друзья, Арта Мирддин, — сказал он.
— Верно. — Дейтон медленно, печально кивнул. — Смею тебя уверить, я жалею об этом не меньше тебя. И о Джейсоне Паркере, кстати, тоже. Вы с Андреа просто молодцы, что назвали в честь него сына… — Лицо его на миг стало задумчивым. — Я… правда не хотел причинять никому из вас зла. И я с удовольствием рассказал бы тебе все, Карл, если б у меня не было причин — весьма убедительных — не делать этого.
— Чего ты хочешь?
— Мы заключили соглашение, Карл Куллинан. — Приятный собеседник исчез, глаза Дейтона подернулись льдом. — Ты согласился взять мой меч для своего сына, сохранить клинок для него, пока он не будет готов его носить. В обмен на это обещание тебе было позволено использовать меч против этого болвана Тирена. Но ты не сдержал обещания, Карл.
Карл вскочил на ноги.
— Ты не получишь моего сына, ублюдок! Держи свои грязные лапы от него подальше!
—
Карл подобрался для прыжка…
… и обнаружил, что сидит в кресле.
— Это иллюзия, вспомнил? Моя иллюзия, не твоя. — Некоторое время Дейтон попыхивал трубкой. — Я предлагаю тебе другую сделку. Достань меч, сохрани его для Джейсона — и я отошлю тебя назад.
Карл заставил себя говорить спокойно.
— По-моему, ты сказал — это иллюзия, — проговорил он, довольный, что спокойный тон ему удался. — Как же ты сможешь послать меня назад?