Серебряные коньки

Правда, его голос дрожал, когда он благодарил ее отца, а на лице его появилась светлая улыбка – наверное, такая же светлая, как у человека, который убил дракона и принес королю живой воды, – но во всяком случае он был совсем не похож на героев из книжек Анни. Он даже не поднял рук к небу и не воскликнул: «С этих пор клянусь быть всегда верным моей семье, моему королю и моему отечеству!», что в данных обстоятельствах пришлось бы как нельзя более кстати.

Но если Гретель испытывала некоторое разочарование, зато Рафф чувствовал себя вполне довольным. Поручение было исполнено; доктор нашел своего сына, и этот сын оказался к тому же не виновным ни в каком преступлении. Да, все кончилось как нельзя лучше.

Ганса больше всего занимала мысль о том, как приятно будет Лоренсу Бёкману снова стать помощником своего отца, а Метта тихонько вздыхала, жалея, что мать молодого человека не сможет полюбоваться на него и что доктор Бёкман так небрежно обращается со своими серебряными часами. Вон какие тусклые они стали! Он, по всей вероятности, носил их все время с тех пор, как взял у Раффа. А что же сделал он с золотыми, которые надевал раньше?

Лицо доктора Бёкмана сияло: он был вполне счастлив. Казалось даже, что у него стало меньше морщин и он сразу потолстел.

– Ну, не счастливый ли я человек, Бринкер! – смеясь, сказал он. – Мой сын продаст на днях свою мастерскую и заведет другую здесь, в Амстердаме, значит, у меня всегда будут даровые футляры для очков.

Ганс вздрогнул и поднял голову.

– Мастерскую, мингер. Разве Томас Гигс… разве мингер Лоренс не будет вашим помощником?

На лицо доктора набежало как будто облачко, но оно тотчас же исчезло, и он снова улыбнулся.

– Нет, Лоренс предпочитает быть купцом.

– Купцом? – с изумлением повторил Ганс, и на лице его появилось такое растерянное выражение, что доктор расхохотался.

– Что с тобой, дружок? Разве, по-твоему, позорно быть купцом?

– Не позорно, мингер, – пробормотал Ганс, – но…

– Ну, что же?

– Но ведь нельзя же сравнить торговлю с медициной, мингер! – воскликнул Ганс. – По-моему, – возбужденно продолжал он, – нет ничего лучше, ничего выше занятия доктора! Он может помогать бедным, спасать человеческую жизнь, делать то, что вы сделали для моего отца! Это такое благородное, такое святое дело!

– Нет, мой мальчик, медицина – скверное занятие. Она требует слишком много терпения, настойчивости и самоотверженности.

– Конечно, так; и ума, и любви к людям. Но зачем же вы говорите, что это скверное занятие? Оно не скверное, а прекрасное и высокое… Извините меня, мингер, я позволил себе слишком много, говорил чересчур смело…

Доктор, по-видимому, рассердился. По крайней мере, он повернулся к Гансу спиной и вполголоса заговорил о чем-то с Лоренсом. А в это время Метта делала выговор сыну. Разве можно так спорить с важными господами? Они ужасно не любят этого!

– Сколько тебе лет, Ганс? – спросил доктор, снова обернувшись к нему.

– Пятнадцать, мингер.

– Хотелось бы тебе сделаться доктором?

– Да, мингер, – ответил Ганс, дрожа от волнения.

– Хочешь учиться, а потом поступить в университет и, по окончании курса, заниматься под моим руководством?

– Да, мингер.

– И ты не передумаешь, не бросишь меня, в то время как я буду рассчитывать, что подготовлю себе преемника?

– Нет, мингер, – твердо ответил Ганс, и глаза его блеснули.

– Вы можете положиться на него, мингер! – воскликнула Метта, которой уже давно хотелось вставить свое словечко. – Если Ганс что-нибудь решил, так оно и будет. А уж ученье он так любит, что его не оторвать от книжки. Он и теперь знает латынь не хуже любого священника.

Доктор улыбнулся и взглянул на Раффа.

– Теперь все дело за вами, Бринкер, – сказал он. – Одобрите вы наш план?

– По правде сказать, мингер, – ответил Рафф, – сам я предпочитаю работу на открытом воздухе. Но если мальчику хочется учиться и быть доктором, а вы обещаете взять его под свое покровительство, то я не стану противиться. Конечно, для этого понадобятся деньги, но у меня, слава Богу, здоровые руки и…

– Нет-нет, о деньгах нечего толковать! – воскликнул доктор. – Я отнимаю у вас работника, вашу правую руку, и, конечно, обязан вознаградить вас за это… Значит, у меня теперь два сына – так что ли, Лоренс? Один купец, а другой доктор!.. Приходи ко мне завтра утром, Ганс, и мы живо все уладим!

Ганс наклонил голову. Он был так взволнован, так счастлив, что не мог произнести ни слова.

– Кстати, Бринкер, мне нужно сказать вам кое-что, – снова начал доктор. – Мой сын, как я уже говорил вам, открывает мастерскую в Амстердаме. Ему нужен верный, честный человек – вот такой, как вы, – чтобы присматривать за рабочими… Да что же ты не переговоришь с ним сам, Лоренс?

Лоренс и Рафф переговорили, и через несколько минут дело было слажено.

– Мне жаль бросать мое теперешнее занятие, – в заключение сказал Рафф, – но вы предложили мне такие выгодные условия, мингер, что я не могу не согласиться на них. Не стану же я грабить свою семью!

На этом мы закончим наш рассказ и простимся с Бринкерами. Взглянем же на них в последний раз.