Серебряные крылья

Когда Керстин ушла, она растянулась в одном из шезлонгов, наслаждаясь покоем. Обед с Иреной отчасти унял ее тревогу, и ужас, который она испытала во время встречи со следователем Ивонной Ингварссон, тоже начал отступать. Есть лишь смутная запись кого-то, кто напоминает ее. И что такого? Як осужден за убийство Жюльенны, его выпустят лишь через несколько лет. СМИ внесли свой вклад — статья за статьей рассказывали о том, что Жюльенна мертва. Теперь это считалось непреложной истиной. Хотя тело так и не нашли…

Она потянулась за стаканом свежевыжатого апельсинового сока, стоявшим возле шезлонга, и сделала глоток. Мысли ее унеслись к любимой доченьке, которая, скорее всего, плескалась сейчас в другом бассейне. На календаре первое июня, Италию накрыла жара…

Звук шагов по кафельной плитке заставил ее обернуться. Давид, спустившись из тренажерного зала этажом выше, огляделся, не заметив ее, снял черные шорты и черную футболку, обнажив невероятно рельефную мускулатуру, и в одних трусах нырнул в зеленоватую воду. Фэй улыбнулась. Наверное, это нарушение всех правил. Он проплыл несколько раз вдоль бассейна, и Фэй осторожно вытянула шею. Наконец ей надоело смотреть, она встала и подошла к краю бассейна.

Давид подплыл к ней, улыбаясь той самой улыбкой, от которой все его лицо преображалось, становясь почти красивым.

— Доброе утро, — сказала она. — Как прошли выходные с дочерьми?

Черная тень упала ему на лицо. Он выбрался из бассейна, с благодарным кивком приняв полотенце, которое протянула ему Фэй.

— Они не смогли приехать, — коротко ответил он.

— Что-то случилось?

Бок о бок они пошли к шезлонгам.

— В последний момент Юханна решила отвезти их в Париж в «Диснейленд».

— Почему вдруг?

Давид опустился на шезлонг и вытер ноги полотенцем, избегая смотреть на Фэй.

— Она уже не раз так делала раньше, — тихо произнес он. — Узнает у девочек, что я планировал с ними делать, и в последний момент побивает меня своими козырями… Не знаю почему, но у нее наверняка есть свои причины так поступать.

— У меня сложилось впечатление, что вам обычно удавалось договариваться, несмотря на обстоятельства.

— Вероятно, я несколько приукрасил картину. Не хотел выглядеть мужчиной, который плохо отзывается о бывшей жене.

Фэй заглянула ему в глаза.

— Мне ты можешь рассказать все как есть.

Некоторое время они молча смотрели друг на друга, потом Давид потянулся, заложив руки за голову. Фэй растянулась в шезлонге, повернув лицо к нему.

— Ревнивой она была всегда, — наконец заговорил он, — но примерно два года назад все пошло вразнос. Я никогда ей не изменял. Но тут заметил, что она начала следить за мной, контролировать каждый мой шаг… Внезапно потребовала, чтобы я дал ей прочесть свои эсэмэски. Мне нечего было скрывать, так что я позволил ей это сделать. А потом… Она пришла в офис. Напугала моих сотрудниц, стала посылать сообщения с угрозами на их странички в «Фейсбуке»…

Давид вздохнул:

— Я попытался замять дело, заплатил им, чтобы они не заявили на нее в полицию. Сделал все, чтобы защитить Юханну, защитить девочек. Иногда она словно отключалась, бродила по дому, как привидение… Могла забыть забрать Стину или Фелицию с тренировки, разговаривала с ними злым тоном. Одно дело, когда у нее случались приступы ярости на меня, но на них?.. Она все больше отдалялась от нас. Я начал больше работать из дома, чтобы не оставлять девочек одних с ней.

По щеке покатилась слеза, он поспешно смахнул ее. Челюсти сжались.

— Чертовски противно чувствовать себя таким беспомощным.

Это чувство беспомощности было хорошо знакомо Фэй. Но о прошлом она говорила редко. Не хотелось вспоминать о Яке.

— Я слишком хорошо знаю, о чем ты, — тихо проговорила Фэй, не отрывая взгляд от кафельных плит на полу. — С этим чувством я жила много лет. Позволяла собой управлять, контролировать, отнимать у меня мое «я», веру в себя… Всё.

Почувствовав взгляд Давида, Фэй заставила себя встретиться с ним глазами. Она чувствовала себя голой, незащищенной, но и живой, настоящей. Как ей могло показаться, что у него заурядная внешность?

Давид положил ладонь поверх ее руки — от его прикосновения по всему телу словно пробежал электрический разряд.

— Мне так жаль, что кто-то причинил тебе боль, — проговорил он, неотрывно глядя ей прямо в глаза. — И я знаю, что если кто-то способен сам за себя постоять, так это ты. Но знай, что можешь поговорить со мной обо всем; нет нужды всегда быть сильной.

— Я привыкла, — ответила она, убрав руку, но по-прежнему ощущая тепло его ладони.

— Ты в состоянии рассказывать? Я готов тебя выслушать — и все пойму.

Фэй заколебалась. Так долго она держала дверь в свое прошлое с Яком на замке, что теперь даже не была уверена, что сможет ее отворить. И как это сделать? Давид молчал. Он ждал, пока она созреет, а у нее в голове проносились тысячи мыслей. Потом Фэй все же решилась.

— Мы вместе учились в Торговом институте.

Давид снова положил ладонь на ее руку. На этот раз она не стала возражать. Слова пришли — поначалу медленно, словно каждое из них причиняло боль, потом потекли все быстрее…