Серебряные ночи

— Нельзя ли сделать по-другому? — Адам решил, что уже вдоволь наслушался издевательских предложений князя, в глазах которого непрестанно поблескивали ехидные искорки. С одной стороны, старик словно бы умывал руки и предлагал графу выкручиваться самостоятельно, с другой — князь давал ясно понять, что после возложения на полковника всех неприятных процедур с брачным договором имеет право относиться к Адаму как к бессердечному и жестокому надзирателю.

Голицын отрицательно покачал головой. На какое-то мгновение на лице его промелькнула тень глубочайшей тоски и страха перед грядущим расставанием. Теперь он был похож на очень старого, усталого человека, которого подкосил груз принятого неимоверным усилием воли решения.

— Поступайте как знаете! — бросил Голицын и, тяжело ступая, вышел из кабинета.

Нотариус откашлялся, напоминая Адаму о своем присутствии.

— Я подпишу и заверю все документы, граф. Завтра утром к вашему отъезду вы их получите.

— Мы отправимся с первыми петухами, — кивнул Адам.

Покинув библиотеку, он отправился на поиски своего сержанта. Сержанта Илью Пассека он обнаружил на заднем дворе нежащимся на солнышке с трубкой и в компании пухленькой молоденькой дворовой девки. Завидев полковника, тот вскочил и вытянулся по стойке «смирно». Испуганное выражение лица свидетельствовало о том, что сержант не знает, сколь суровым может оказаться взыскание за его невинную отлучку.

— Довольно бездельничать, сержант, — сухо заявил Данилевский. Нетерпеливым жестом он показал девке, чтобы та исчезла, и она быстренько убралась восвояси, напоследок одарив своего ухажера недвусмысленной улыбкой.

— Прошу прощения, господин полковник, но приказа не было…

— Теперь есть, — оборвал его Адам. — Расставишь свою команду в доме и вокруг усадьбы, и чтобы с сего момента и до завтрашнего утра княжна Софья не покидала пределов усадьбы; Если она изъявит желание отправиться в поля, ты должен воспрепятствовать этому со всей вежливостью и твердостью и препроводить ее ко мне.

Сержант Пассек отдал честь и строевым шагом отправился выполнять приказание, оставив графа Данилевского в мрачном расположении духа. Граф принялся бродить по саду, невольно подмечая ухоженные, цветущие кусты черной смородины, грядки с овощами, аккуратно подрезанные фруктовые деревья. Степная почва не очень-то благоприятна для садоводства; стало быть, у Голицына хороший садовник.

У куртины роз он обнаружил Софью Алексеевну в перчатках и накидке. Присев на корточки, она ножницами подстригала кусты. Казалось, она не заметила его появления. Граф на мгновение задумался, стоит ли нарушать ее уединение, затем почти непроизвольно его потянуло к грациозной изящной фигурке. Может, ему удастся как-то поколебать ее непримиримость и тем самым немного облегчить предстоящее путешествие?

— Я вижу, что кто-то с большой любовью занимается садом, — доброжелательно произнес он, приближаясь к Софье по узенькой дорожке между кустами роз.

— А, это вы… — Она даже не потрудилась повернуть голову.

Но Адам не отступал:

— Даже удивительно, как на таких скудных почвах вам удается столько всего выращивать.

— Неужели? — Ножницы щелкнули, отсекая длинный зеленый побег, который мог отнять все соки у благородного растения.

«Упрямая, капризная стерва, — с внезапной вспышкой ярости подумал граф, — ну что ж, если она этого хочет — ей же хуже».

— Прошу прощения за беспокойство, княжна. — Он отдал честь, повернулся на каблуках и направился к дому.

Софи, по-прежнему сидя на корточках, прикрыла глаза ладонью. Откуда у нее взялось такое чувство, что при иных обстоятельствах ей было бы даже приятно общество графа? И почему ей пришло в голову заняться розами, если она уже не увидит, как они будут цвести? Да и вообще, зачем она чем-то еще пытается занять себя сегодня? Каждый взгляд, каждый вздох, каждый шаг таких привычных ежедневных дел был как нож по сердцу, а оно и так обливалось кровью.

Поднявшись, она пошла к дому, к старушке Анне, причитавшей над испорченным противнем пирожков к обеду, которые уже были готовы к отправке в печь. Дворовая собака ухитрилась стащить с кухонного стола тесто вместе с начинкой.

Софи нашла в себе силы не проявить особого интереса ни к судьбе пирожков, ни к судьбе жалобно скулящей несчастной собаки, которую Анна минутой позже охаживала кочергой в углу двора.

— Господи, что же теперь делать! — возопила домоправительница, всплескивая руками. — Обед господам, обед солдатам, обед для кухни, а у нас не будет пирожков!

«Послезавтра Анне придется решать эти затруднения без меня, — с грустью подумала Софья, — но тогда ей останется ухаживать только за одним старым князем…» Слезы хлынули в три ручья, и она опрометью бросилась вон из кухни, оставив Анну причитать и качать головой.

— Софи! — окликнул ее дед, появившись в дверях библиотеки. — Мне нужно поговорить с тобой, ma petite.

Она повернула к нему заплаканное лицо. Дед простер руки навстречу. Они обнялись на пороге. Затем он увлек ее внутрь и тщательно запер за собой дверь.