Серебряный Камень (Хранители скрытых путей - 2)

Насколько мог понять Йен, здешние танцевальные па представляли собой нечто среднее между кадрилью и менуэтом - танцующие группами по четыре, то есть по две пары, составляли некую единую комбинацию; впрочем, иногда пары танцевали сами по себе, а иногда одни только кавалеры, покинув своих дам, вставали друг напротив друга, и их странные движения напоминали мима, пытающегося выбраться из-за невидимого барьера.

Инструменты также были непривычными: двое музыкантов играли на гибриде гитары и индийского ситара, другой склонился над лежавшей у него на коленях миниатюрной арфой, исступленно перебирая пальцами струны, третий орудовал за диковинными ударными. Какой-то вестри наяривал на смеси контрабаса и очень раздутого банджо; стул под ним грозил вот-вот рухнуть, однако вестри довольно уверенно держал ритм и скорее задавал тон ударным, нежели подлаживался под них.

И звучала эта музыка непривычно - явно не диатонический ряд.

Йен улыбнулся про себя. Черт возьми, если он помнил такие тонкости, стало быть, проклятущие занятия по музыке хоть что-то оставили.

Во главе стола на фоне колоссальных размеров камина сидел маркграф и беседовал с Агловайном Тюрсоном, отчаянно жестикулируя вилкой: описывал ею в воздухе круги, то поднимал, то опускал ее, будто растолковывая премудрости фехтовальных приемов.

А ведь хитрый показал прием!.. Надо запомнить на случай, если в один прекрасный день придется скрестить клинки с самим маркграфом. На самом деле дуэль - состязание на первую ошибку, и классическая ошибка - привычка к определенным финтам. Стоит сопернику вынудить тебя провести даже самый лучший прием, но в неподходящий момент, как он сумеет обойти твою защиту будто ее и в помине не было. Если тебя атакуют снизу, то уже не важно, как ты защищаешься сверху.

Женщина справа от маркграфа - Йена представляли ей, но он запамятовал ее имя - изо всех сил разыгрывала увлеченную слушательницу. Тонкости искусства фехтования могут представлять интерес лишь для узкого круга посвященных практиков, и пожалуй, для еще каких-нибудь эксцентричных типов, которые способны проявить же бурный интерес к кисти художника, гуляющей по холсту.

Сидевший напротив Ивар дель Хивал живописал схватку Йена с Огненным Герцогом. Самому юноше эта тема уже успела набить оскомину. Ну, выстоял, ну, уцелел - зачем перемывать косточки, десятки раз пересказывая одно и то же?

Бирс Эриксон налегал на приправленное специями пиво чересчур уж ретиво - в отблесках камина было видно, что его лицо стало лосниться от пота, да и язык повиновался ему с трудом. Йен старался не испытывать к нему презрения - в конце концов, не каждый, хватив лишку, колотит своих детей, к тому же он, по словам маркграфини, холостяк, - но тщетно.

Йен мотнул головой. На кой дьявол сдался ему этот Бирс Эриксон? Пусть себе хлещет сколько влезет! Разве у него на руках кровь того маленького мальчика?

Логика подсказывала, что и он сам не в ответе за происшедшее.

Что ж, стало быть, тем хуже для этой самой логики. Допив дранью, Йен поставил пустой бокал на стол.

Пока юноша по капле расправлялся со своим единственным бокалом, Ивар дель Хивал успел выдуть, наверное, уже не один литр пива со специями; его голос становился все более громким, а жестикуляция - все более оживленной.

Что ж, у каждого свои дарования, - размышлял юноша. - Ивар дель Хивал способен выхлебать ведро - и при этом насмерть заговорить любого вандескардского дворянина. А я вот зато могу похвастаться тем, что по моей милости гибнут ни в чем не повинные дети.

- Йен Сильвер Стоун? - обратилась к нему маркграфиня.

- Слушаю вас.

- В ваших правилах ужинать в молчании? Или застольные беседы все же не нарушают принятого у вас этикета?

Молодой человек предполагал, что маркграфиня сядет на другом конце стола, напротив маркграфа, но там занял место Бирс Эриксон, и обворожительная молодая женщина оказалась соседкой Йена.

В чем, по его мнению, не было ничего плохого, однако Йен пока не проявил себя блистательным собеседником.

- Не только не нарушают, но и всячески приветствуются, и я должен просить у вас прощения. Просто я задумался.

- Разумеется, вы прощены. - Маркграфиня наклонилась к нему. - Мне кажется, вы... чем-то озабочены, Йен Сильвер Стоун. Надеюсь, дело не в компании, которая, возможно, наводит на вас тоску? - Улыбка ее была одновременно веселой и зазывной.

- Нет-нет, - запротестовал юноша. - Отнюдь.

Все женщины за столом были одеты примерно в одном стиле, и его соседка не составляла исключения - длинная шелковая блуза без рукавов нежно облегала торс, черное платье, расшитое золотыми запятыми, обтягивало бедра, а золотистый пояс подчеркивал изящную талию. Высокий ворот мог бы показаться чопорно-строгим, даже несмотря на весьма рискованный вырез, посреди которого во всем великолепии сиял грушевидной формы рубин, если бы не тесно прилегающий лиф, выставлявший напоказ упругую высокую грудь.

Великолепно. Давай, возбуждайся от вида супруги того, к кому ты прибыл в гости, сказал себе Йен, вспоминая Карин. И Фрейю.

И явно некстати.