Серебряный лебедь (ЛП)

— Нет! — приказывает Бишоп, подходя ближе. — Кто-то должен присматривать за тобой. — Он выхватывает бутылку текилы из моих рук и бросает ее на землю. — И поскольку киска не ездит в моей машине… — Он смотрит на Татум и Тилли, скривив губы. Грубо! — Тебе придется, черт возьми, это сделать. Садись. В машину.

— Ты только что сказал, что киски не ездят в твоей машине! — Я прекрасно понимаю, что люди все еще наблюдают за нами, но из-за текилы мне уже все равно. Хотя, думаю, в понедельник мне будет не до этого. — В последний раз, когда я проверяла, у меня была киска.

Бишоп усмехается, подходя ко мне. Он наклоняет голову.

— Хм, хочешь, я проверю? Потому что я в этом не уверен.

Отпихиваю его.

— Пошел ты. — Затем я бросаюсь к его машине, рывком открываю дверь... а затем терплю неудачу, потому что они, бл*дь, ножничные, прежде чем скользнуть внутрь. Бишоп все еще хмуро смотрит на меня с того же места, прежде чем, наконец, поворачивается, чтобы поговорить с Нейтом, который с хитрой ухмылкой на лице берет Тилли и Татум под руки. Обе девушки смотрят на него так, словно он — божий дар женщинам. О, фу.

И вообще, какого черта они гоняются? Не то чтобы им нужны деньги или машины, так почему же? Бишоп поворачивается и идет обратно ко мне, открывает дверь и садится.

— Я не знаю, какого хрена ты это делаешь. Почему бы вам с Нейтом просто не прокатиться по вашей маленькой трассе? Я все еще буду здесь, когда ты вернешься.

— Во-первых, это не маленькая трасса. Это сорокаминутная гонка через весь город. Во-вторых, ты пьяна, и Нейт ни за что не оставит тебя без присмотра.

Нейт? Скорее ему есть, что сказать о том, где или с кем я буду сегодня вечером, но признаться, что я заметила это, было бы также полезно, как сказать ему, что я считаю его сексуальным. Это смущает меня, потому что он будет знать, что я заметила, и тогда мяч окажется в его руках, что меня не устраивает.

— Сорокаминутная гонка? — Он затягивает на мне ремень, и я не обращаю внимания на то, как его сильная рука касается моей.

Заводя машину, он включает фары и включает первую передачу.

— Да. — Бишоп нажимает кнопки на навигаторе, который стоит на приборной панели, пока на карте не появляется зеленый след.

— Зачем? — спрашиваю я, оглядываясь на его точеный профиль. Он действительно так хорош. Мне нужно перестать смотреть, или протрезветь, или и то, и другое.

— Что зачем? — спрашивает парень, набирая обороты до тех пор, пока грохот двигателя с четырьмя цилиндрами не сотрясается под нашим весом.

— Зачем ты это делаешь?

— А-а, — он улыбается мне сбоку и постукивает себя по виску. — Это вопрос на миллион долларов, не так ли? — Затем включает первую передачу, шины взбивают гравий, прежде чем мы съезжаем на подъездную дорожку.

— Вот черт! — Я кручусь на кресле, чтобы увидеть, как фары позади нас исчезают, когда Бишоп переключает на третью передачу, а затем снова на вторую, как только он достигает конца подъездной дорожки, дергая ручной тормоз. Задница машины съезжает в сторону, и мы поворачиваем назад, на тихую дорогу, ведущую к шоссе. Очень девчачий крик срывается с моих губ, и я быстро закрываю рот рукой, не в силах сдержать смех.

Пролетающие мимо уличные фонари освещают лицо Бишопа, отбрасывая тени на его тонко очерченные черты.

— Поверните направо на следующем перекрестке, — приказывает электронный голос GPS с приборной панели. Бишоп сворачивает в правую полосу и гонит до тех пор, пока мы не набираем скорость около 100 миль в час (прим. Около 160км/ч). Я думала, что испугаюсь. Имею в виду, что у меня нет опыта, когда дело доходит до Бишопа и его вождения, но у меня его нет, и это может быть единственной причиной того, почему так много молодых людей погибают во время незаконных гонок — чистая глупость. Я не чувствую ничего, кроме чистого адреналина, пульсирующего во мне.

— Ты и Картер? — спрашивает он, не сводя глаз с дороги перед нами.

— Такие ж дружелюбные, как ты и Элли. — Мой ответ краток, но независимо от того, нравится мне эта поездка или нет, я не спрашиваю об этом. Бишоп — заносчивый мудак. Все, что мне не нравится в мужчине или в человеке вообще.

Он смеется, но это больше похоже на сарказм.

— Элли значит для меня меньше, чем дерьмо.

— Очаровательно, — невозмутимо парирую я.

Он смотрит на меня, на его губах появляется мрачная ухмылка.

— Никогда. — Затем включает третью передачу, и мы мчимся вперед по шоссе. Он резко тормозит, и мы легко входим в правый поворот.

По большей части поездка проходит спокойно и без происшествий. Бишоп, будучи Бишопом — задумчивый и молчаливый. Это тревожит, и я действительно не знаю, чем заполнить неловкое молчание, поэтому просто молчу. Бишоп в конце концов заезжает на подземную промышленную парковку, глубокие пульсирующие вибрации автомобиля эхом разносятся по огромному пустому пространству.

— Оставайся в машине.