Серебристый луч надежды

Ставим машину. Эмили перекладывают в некое приспособление, напоминающее гибрид коляски и квадроцикла, которое толкает Вероника. Тиффани несет зонт, а мы с Ронни тащим сумку-холодильник, ухватившись каждый за ручку. Деревянные мостки через поросшую морским овсом дюну выводят нас на берег, и тот оказывается в полном нашем распоряжении.

Никого вокруг, насколько хватает взгляда.

После короткого спора на тему «прилив сейчас или отлив» Вероника выбирает сухое место и пытается расстелить на нем покрывало, пока Ронни вкапывает древко зонта в песок. У нее ничего не выходит: дует ветер и покрывало постоянно заворачивается.

Будь на ее месте кто угодно другой, я бы принялся помогать, но вовсе не хочется, чтобы на меня накричали, так что молча стою и жду указаний. Тиффани делает то же самое, но Веронике так и не приходит в голову попросить помощи.

И тут — то ли песок ветром принесло, то ли еще что — Эмили принимается кричать и тереть глаза.

— Просто супер, — говорит Тиффани.

Вероника сразу же переключается на Эмили, велит ей поморгать, показывает как, но Эмили вопит все громче и громче.

— Мне сейчас только детской истерики не хватало, — добавляет Тиффани. — Пусть она замолчит. Вероника, пожалуйста, сделай так, чтобы она…

— Помнишь, что сказала доктор Лайли? О чем мы говорили сегодня утром? — перебивает Вероника, бросая на Тиффани через плечо многозначительный взгляд, и снова поворачивается к Эмили.

— Значит, теперь мы будем обсуждать моего психотерапевта в присутствии Пэта? Ну, ты стерва! — Тиффани встряхивает головой и быстро идет прочь.

— Господи! — восклицает Вероника. — Ронни, можешь подержать Эмили?

Ронни мрачно кивает, а Вероника уже бежит за Тиффани:

— Тифф! Вернись! Ну перестань. Прости меня, я правда не хотела!

Ронни промывает глаза Эмили водой из бутылки, и минут через десять та успокаивается. Мы уже расстелили покрывало в тени зонта, прижав края сумкой-холодильником, нашими шлепанцами и сандалиями, а также суперколяской Эмили, но Тиффани с Вероникой все нет.

С ног до головы намазав Эмили солнцезащитным кремом, мы с Ронни ведем ее играть у кромки воды. Ей нравится догонять отбегающие волны и копаться в песке, и нам приходится следить, чтобы она его не ела, хотя мне непонятно, как может вообще прийти в голову идея есть песок. Ронни берет дочку на руки и заходит с ней в океан, и какое-то время мы все просто качаемся на волнах.

Я спрашиваю, не следует ли нам обеспокоиться о Тиффани с Вероникой, но Ронни качает головой:

— Не надо. Просто у них очередной сеанс психотерапии, здесь, на пляже. Скоро вернутся.

Мне не нравится, как он выделяет слово «психотерапия» — будто в психотерапии есть что-то постыдное, — но вслух я ничего не говорю.

Обсохнув, мы все ложимся на покрывало — Ронни и Эмили в тени, я на солнце. Сон приходит ко мне довольно быстро.

Когда я открываю глаза, лицо Ронни рядом с моим; он спит. Получаю легкий шлепок по плечу, переворачиваюсь и вижу, что Эмили обошла покрывало, смотрит на меня и улыбается.

— Пэп, — говорит она.

— Не надо будить папу, — шепчу ей, а потом подхватываю на руки и несу к воде.

Мы сидим и копаем ямку в мокром песке, а потом Эмили вскакивает и устремляется за барашками отбегающей волны, смеясь и показывая пальцем.

— Хочешь искупаться? — спрашиваю, и она тотчас же кивает.

Я беру ее на руки и иду в воду.

Пока мы спали, поднялся ветер, и волны уже гораздо выше прежнего, так что я быстро преодолеваю полосу прибоя и захожу туда, где вода мне по грудь. Мы с Эмили качаемся на зыби. Волны набегают, растут, и мне приходится выше подпрыгивать, чтобы удержать наши головы над водой. Эмили просто в восторге, она визжит, и смеется, и хлопает в ладоши всякий раз, когда нас подбрасывает волна. Это продолжается минут десять, не меньше, и я счастлив. Я целую ее пухлые щечки снова и снова. Что-то такое есть в Эмили, отчего мне хочется вот так качаться с нею на волнах всю оставшуюся жизнь. Я решаю: когда время порознь закончится, мы с Никки тотчас же заведем дочку, потому что с начала нашей разлуки ничто и меня так не радовало.

Волны еще выше. Я поднимаю Эмили и сажаю себе на плечи, чтобы ей на лицо не попадали соленые брызги, она то и дело взвизгивает: ей нравится сидеть так высоко.

Мы качаемся вверх-вниз.

Нам весело.

Мы просто счастливы.

Но тут я слышу чей-то крик:

— Пэт! Пэт! Пэ-э-эт!

Оборачиваюсь и вижу Веронику; она стремительно бежит по пляжу, оставив Тиффани далеко позади. Встревожившись — вдруг что-то случилось, — я спешу к берегу.

Волны уже разыгрались не на шутку, так что я вынужден снять Эмили с плеч, держу ее перед собой — так безопаснее. Но вскоре мы выходим на мелководье навстречу Веронике, которая уже несется возле самой воды.

Вблизи она выглядит до крайности обеспокоенной. Эмили принимается громко плакать и тянется к матери.

— Ты какого черта делаешь? — кричит Вероника, когда я передаю ей ребенка.

— Я просто купался с Эмили, — отвечаю.

Вопли Вероники, должно быть, разбудили Ронни: он торопливо спускается к нам.

— Что такое?