Серебро ночи. Тетриус

Граф рефлекторно сжал в кулак правую ладонь, но тут же распрямил пальцы. По всей руке от плеча до кончиков пальцев прошло что-то вроде молнии, огненной иглой вспарывающей плоть, заставив его сжать зубы, сдерживая стон, и обессилено опрокинуться на подушки.

— Я даже ответить на это ничего не могу! — обиженно пожаловался он. — Но когда приду в себя, они мне за все заплатят!

— Кто они? — сенешаль не любил оставлять неясности в разговоре.

— Роуэн и Беллатор, кто же еще? — рявкнул Контрарио, доказывая, что он еще жив. — И я позабочусь, чтоб никаких стрелков поблизости не было, когда я буду сносить с их плеч их пустые головы!

— Как изволите, — сенешаль не счел нужным указывать своему господину на допущенные им в разговоре несуразицы. — Но что делать с нашими людьми? Держать их в городе слишком накладно.

Граф призадумался. Его знатность давно превзошла его богатство. Особенно после того, как он решил доказать Фелиции, чего она лишилась, и принялся тратить все свои деньги на упрочение своего влияния.

После сокрушительного поражения от Роуэна, не позволившего захватить монастырь врасплох, смысла держать в столице столько народу не было. В монастырь, как он уже убедился этой ночью, ему не пробиться даже с таким войском, как у него. А стычки с королевскими стражниками, на которые от безделья были горазды его наемники, осуждались даже среди аристократов.

В самом деле, как же нужно ненавидеть свою страну, чтобы в то время, когда все дворянство сражается за ее свободу, ослаблять ее изнутри! Этого ему никто не простит. Пришлось приказать:

— Отправь их обратно на границу. Им здесь делать нечего. Оставь здесь сотню. Больше не надо.

Сенешаль кивнул в знак одобрения и вышел, а Контрарио, почувствовав полное изнеможение, попытался встать, чтобы перейти в спальню, но не смог.

Вошедший камердинер поспешно предложил:

— Вам нужно обязательно подкрепиться. Лекарь велел приготовить для вас куриный бульон и легкое овощное рагу. Их уже несут.

Никогда в жизни не пробовавший куриного бульона Контрарио хотел было возмутиться и потребовать нормальную еду, но рука ответила мелким болезненным подергиванием, и он понял, что с лекарем лучше не спорить. Ему подали бульон в соуснике, из которого можно было пить не прибегая к помощи ложки. Рагу тоже было перетерто так, что глоталось без усилий.

К своему удивлению, после еды он почувствовал себя гораздо лучше и позволил отвести себя в постель. Выпив бокал вина, снова заснул и спал не в пример лучше прошедшей ночи.

Дождавшись, когда из апартаментов кузена уйдут все слуги, в его кабинет осторожно заглянула хищно усмехающаяся леди Паккат. Ее осенила одна зловредная мыслишка, которая при некотором везении вполне могла воплотиться в жизнь.

Вытащив из стопки велюровой бумаги на письменном столе чистый лист с вензелями графа, она унесла его к себе. Неприязненно кривя карминные губки, что-то на нем написала. Накапав на свернутое письмо красный графский сургуч, прокралась в спальню графа.

Контрарио лежал на своей широкой кровати под шелковым балдахином, раскинув в стороны руки и неровно дыша. Лицо его уже не было того красного цвета, что так порадовал ее намедни, но и обычного бледного цвета еще не приобрел.

Амелия знала, что ей не поздоровится, если граф внезапно проснется, но надеялась, что он слишком слаб, чтобы предпринимать против нее какие-то меры. Ей нужна была фамильная печатка, надетая на средний палец правой руки. Именно ей он запечатывал все свои письма и документы.

Осторожно, стараясь не разбудить спящего, она нырнула под тяжелый полог, взялась за кольцо, не задевая пальца, и прижала к нему еще мягкий сургуч. Контрарио пошевелился, но не проснулся. Леди Паккат посмотрела на печать. Оттиск графского герба получился четким и ясным.

Ликуя, выскочила из апартаментов графа и побежала к себе, дробно стуча каблучками по гладкому полу. Ей навстречу попался озадаченный ее появлением в этой части дома мажордом, но она сделала вид, что не заметила его. Он недоуменно посмотрел ей вслед, не понимая, чем вызвана столь явная радость. Но поскольку он не видел, что вышла она из покоев графа, лишь пожал плечами и пошел дальше. О взаимной нелюбви графа и кузины знала вся прислуга и полностью это отношение разделяла.

Придя в свой будуар, Амелия положила письмо между сложенным листом бумаги, чтоб оно не бросалось в глаза прислуге, и стала раздумывать, как бы доставить его адресату. Если бы она смогла изготовить его раньше, можно было бы передать его с Беллатором, разговор которого с сенешалем она слышала от начала до конца.

Чудная возможность сделать пакость сразу всем своим неприятелям, начиная мужем и кончая кузеном, приятно бодрила кровь. Наконец, придумав, приказала заложить экипаж, объяснив это необходимостью приобретения новой модной шляпки.

Мажордом, которому был дан этот приказ, долго не мог решить, выполнять его или нет. Раненый граф крепко спал, подтвердить или отменить приказ кузины не мог.

Мажордом пошел к сенешалю и обрисовал свои затруднения. Фонсо от них только отмахнулся.