Серенада

Я не оставил ее. Просто не мог, и все тут. И не то чтобы я так уж сходил по ней с ума, нет. Дело в том, что изменилась сама основа наших отношений. Вначале я думал о ней примерно ее словами, как о маленькой глупой muchacha, которую приятно трогать, с которой мне так нравилось спать и валять дурака. Но потом оказалось, что в каких-то самых главных жизненных вещах она куда сильнее меня, и, чтобы удержаться на плаву, я должен быть с ней. Уехать я, конечно, мог, но понимал – не поможет. Все равно тут же возьму обратный билет на самолет.

* * *

С неделю после этого мы проводили все дни в молчании, каждый лежа на своей постели, затем она вставала, одевалась и выходила. Оставшись один, я боролся с собой, старался не думать о пении, молил Бога, чтоб он дал мне силы сдержаться и не набрать полную грудь воздуха, чтобы потом выдохнуть его вместе со звуком. Затем однажды в голову пришла мысль о священнике, и меня прошиб холодный пот: а вдруг именно к нему она ходит? И вот как-то раз я встал и последовал за ней. Но она прошла мимо собора, тут мне стало стыдно, и я повернул обратно.

Однако необходимо было как-то отвлечься, и я начал ходить на бейсбольные матчи. Можете себе представить, как обстояло дело с развлечениями в Гватемале, если выбрать пришлось бейсбольные матчи. У них существовала лига, игры в которой происходили между командами Манагуа, Гватемалы, Сан-Сальвадора и нескольких городов Центральной Америки, и среди болельщиков разгорались не меньшие страсти, чем где-нибудь в Чикаго, на мировом первенстве, с непременными криками «Долой судью!» и прочее. На стадион ходили автобусы, но я предпочитал добираться пешком. Чем меньше людей будут иметь возможность созерцать меня вблизи, тем лучше. И вот однажды я оказался на матче, где подающий – звезда из Сан-Сальвадора. В газетах он фигурировал под именем Барриос, но, очевидно, был все же по происхождению американцем или жил в Штатах какое-то время. Это было видно по тому, как он двигался. Индейцы в большинстве своем бросают мяч резкими толчками, а отбивая его, допускают такие промашки, что просто глазам своим не веришь. Но этот парень двигался легко и мягко, а при подаче выкладывался на полную катушку, усиливая бросок всем своим весом. И задавал противнику такого жару, какой ему и не снился. Он один стоил всей команды. Я сидел, следя за каждым его движением, и вдруг сердце у меня остановилось. Неужели началось снова то, что было тогда с Уинстоном?.. Неужели этот парнишка возбуждает во мне чувства, не имеющие никакого отношения к игре в бейсбол? Неужели это происходит из-за того, что она вышвырнула меня из своей постели?

Я поднялся и двинулся к выходу. Теперь я понимаю, это были всего лишь нервы, после смерти Уинстона с этой главой моей биографии было покончено. Но тогда думал иначе. Всеми силами пытался выбросить это из головы и не мог. Я перестал ходить на бейсбольные матчи. Но примерно недели через две вдруг пронзила мысль: а что если снова мне грозит превращение в «священника»? Неужели в этой проклятой, забытой Богом дыре я должен лишиться всего, и даже голоса?.. И вот появилась навязчивая идея: мне обязательно нужна женщина, если не удастся переспать с женщиной, я погиб.

* * *

Она больше не ходила со мной слушать оркестр. Оставалась дома и лежала в постели. И вот однажды вечером я вышел и вместо того, чтоб направиться в парк, взял такси.

– «Ла Лоча».

– Si, seсor, La Locha.

На матче я слышал, как какие-то парни переговариваются об этой самой «Ла Лоче», но не знал, где это находится. Оказалось, что на Десятой авеню, причем район поразительно отличался от ему подобного в Мехико. Он был застроен аккуратными домами, у каждого над дверью красный фонарь – в лучших традициях данного рода заведений. Я позвонил, меня впустил какой-то индеец. Думаю, все публичные дома во всем мире одинаковы: большая комната с фонографом с одной стороны и электрическим пианино в середине, с непременным изображением Ниагарского водопада на стене – картинка освещалась, стоило бросить в щель монету. Обои с красными розами, а в углу бар. Над баром обнаженная, написанная маслом, а в застекленном шкафчике – ряды продолговатых прямоугольных банок. Когда гватемальский мужчина хочет показать девушке, что такое по-настоящему шикарная жизнь, он обязательно угощает ее консервированной спаржей.