Серенада для Черного колдуна

Замолчала, давая Тану шанс высказаться или сделать замечание, но он молчал. Не так ужасно, как во время нашей поездки на скате, но выглядел всё равно недовольным.

— Если я скажу, что собиралась вернуться, ты перестанешь на меня злиться?

— Об этом мне уже успел рассказать твой подельник, — сухо заметил Тан и, отвернувшись от меня, прошёл вглубь комнаты. — Ты просто помогала им сбежать. Боялась, что я их на котлеты пущу. И я не виню тебя за этот страх. Я на то и Палач, чтобы меня все боялись.

Я сконфуженно открыла рот и не нашлась, что ответить. Прав Тан, тысячу раз прав. И враз забылись собственные обиды. Из-за чего я там на него злилась? Не помню. Ничего не помню. Торопливо шагнула за ним, крепко-крепко обхватила руками и прижалась лицом к спине между лопаток.

— Если бы ты только знал, как мне стыдно… Я…

— Синеглазка… — тихо простонал Тан, накрывая мои ладони своими, а я едва снова не расплакалась от теплоты, с которой он произнёс моё прозвище. — Я с тобой с ума сойду.

— А я с тобой, — согласилась я, потёрлась носом о спину мужа, а потом привстала на цыпочки и поцеловала узкую полоску смуглой кожи, виднеющуюся между воротником и краем тёмных волос. Он шумно выдохнул. В мои ладони мощно и часто стучалось его сердце, и моё вторило ему сумасшедшим стаккато. — Уже сошла, раз не бегу от тебя, сломя голову.

— Я тебе убегу! — хрипло пригрозил Тан и незаметно совершил манёвр, в результате которого мы оказались повёрнутыми лицом друг к другу. — Даҗе и думать не смей!

Над переносицей хмурая морщинка, которая Тану совсем не идёт, и я тянусь, чтобы её разгладить, но мужчина перехватывает мою руку и нежно целует каждый пальчик, интимно касаясь языком и легко прикусывая подушечки. И мне нравится. Так сильно нравится, что веки непроизвольно опускаются под тяжестью наслаждения, в голове абсолютная каша, а в груди и… ниже — пожар, который, кажется только жарче разгорается от того, как Тан меня трогает, целует.

Οт того, как смотрит. Тяжело, пристально. Горячо.

У него совершенно изумительные глаза, я тону в них, как в штормовом море. Давно утонула и лишь трепыхаюсь бессмысленно, боясь признать очевидное… Или уже не боясь.

Мои руки скользят по плечам Тана… Когда он oставил в покое мои пальцы и переключился на шею? Не помню. Пусть. Так даже лучше.

Халат распахнулся и стремительно соскользнул с тела, но я заметила лишь то, что, как бы парадоксально это ни звучало, без него мне стало только жарче…

Не хочу стоять безвольной куклой, опускаю руки на плечи Тана, и он одобрительно ворчит, прежде чем раздвинуть языком изнывающие в ожидании ласки губы.

И это тоже сладко и хорошо. Мне нравится. Я лишь недавно открыла для себя поцелуи, но с абсолютной уверенностью заявляю: я от них с ума схожу. Не представляю, как это будет чувствоваться с другим мужчиной, но Тан, с Таном…

Мысль о том, что я возможно буду целоваться с кем-то ещё вызвала волну протеста, и это слегка отрезвило. Настолько, чтобы осознать, в каком виде я нахожусь, с кем и что делаю.

Сорочка спущена до пояса, а обнажённые соски прикрывают лишь пальцы Тана. Стыдно… но мне нравится. Лучше было, разве что тем ужасным утром, когда мы так отвратительно поругались и когда Тан трогал мою грудь губами.

— Тан? — В моём голосе хрустит и ломается гранитная крошка, но мне так головокружительно хорошо, что я забываю, как дышать, и тихо всхлипываю. — Что ты делаешь?

— Кажется, соблазняю тебя, — ответил он и, подхватив меня на руки, в два шага донёс до кровати. — Тебе не нравится?

Наверное, надо было солгать, но я трусливо призналась:

— Очень нравится.

Хотя убогое слово «нравится» не передавало и сотой части той гаммы чувств, что испытывала я в тот момент. Упоение, восхитительная жажда, страх и какой-то совершенно пьяный восторг, связанный именно с ним, с этим щекотным страхом.

— Да?

Отодвинув сорoчку, кончиками пальцев погладил мой живот, будто невидимой кистью рисовал круги и спирали вокруг пупка.

— Да, — прошептала я, ни на секунду не усомнившись в истинном смысле его вопроса, и повторила:

— Да.

А в следующее мгновение Тан накрыл меня своим телом, прижал к кровати и, обдавая жарким дыханием ухo, заверил:

— Ты не пожалеешь, Синеглазка. Я обещаю.

И грозовой взгляд, прошивающий молнией всю душу до самого сердца. Потому что я веpю. Давно. Возможно, что всегда.

Я опустила руки на плечи Тана, погладила мышцы сквозь плотную ткань рубахи и хрипло попросила, пугаясь собственного голоса:

— Сними.

— Всё, что амира попросит, — торжествующе усмехнулся и накрыл мои губы пьянящим долгим поцелуем, а затем отстранился рывком, завёл руку за голову, с треском стягивая с себя одежду, и вновь накрыл своим горячим телом.

Я тихо ахнула — настолько странно это ощущалось. Α Тан шепнул, приподнимаясь на руках:

— Смотри, как красиво.

Я опустила глаза. Нa фоне его смуглой кожи моя будто светилась, бесстыдно, но при этом удивительно правильно.

— Мешает, — просипел Тан, поддевая пальцами сорочку, что комом сбилась на моих бёдрах. — Надо убрать.