– Наверное, это большая удача, - сказал он наконец, - что мы встретились. Я понимаю, что это - огромное счастье. Ни с чем не сравнимое. Она совсем, совсем другая. Не такая, как все, кого я встречал. Ты сама видишь, она феноменально, фантастически одаренная. Все эти ее игры, эта викка, оно все наносное, потому что… ну, просто бывают люди, через которых Бог с нами говорит. И я чувствую, что Он обращается ко мне, но не понимаю, что хочет сказать. Чувствуешь себя дураком, и это как-то очень тяжело, ты же видишь, я даже не в силах уже скрывать. Мне было так хорошо эти годы, у меня все было - деньги, работа, друзья, девушки на потрахаться и девушки на поговорить. Все так прекрасно начиналось, ты не поверишь. Кто бы мог подумать, что кончится так позорно, так стыдно.
– Ну, это же с каждым может случиться, - сказала Маша. - Чего тут стыдного?
– Стыдно, стыдно, - с какой-то злостью повторил Абросимов. - Я же взрослый человек, я же умею управлять своей жизнью, не подросток пятнадцати лет, с первой любовью и гормоном в крове. Попробовали - не получилось, попытались - не срослось, разбежались, остались друзьями, все хорошо. Все же так хорошо: работа, друзья, деньги, почему же, почему так чудовищно плохо, а?
Он посмотрел на Машу. Она беспомощно молчала. Наверное, она бесчувственная эгоистка, но она не понимает Абросимова. Наверное, потому, что не может представить, чтобы она так переживала из-за любви. Вот, например, Иван - да, он ей нравится. Но если ничего не выйдет - а ничего, скорее всего, и не выйдет, - она спокойно улетит в Израиль и иногда будет Ивана вспоминать.
– Как ты думаешь, кем я себя чувствовал, когда каждый вечер стоял у окна, смотрел на Сережин подъезд и ждал, не появится ли Света? Ну, даже если бы и появилась, то что? Стоять и смотреть, как гаснет свет в его окне? Звонить ему по телефону как бы по делу? Звонить ей на мобильный? Объяснять ей, что с ним спит половина фирмы? И почему именно Сережа? Меня ведь никогда не волновало, что Света спит с Дядей Федором. И его, я думаю, не волновало, что она спит со мной. А Сережа - другое дело. Оно, конечно, нехорошо так про покойного, но, знаешь, я честно тебе скажу: этому человеку я желал смерти. Я знаю, твой жених, все дела, но ты улетишь отсюда через две недели, а мне надо кому-то об этом, я даже Денису не могу, как он будет со мной дальше, если я скажу: "Я мечтал, чтобы Сережу Волкова убили". Вот я говорю - и мне уже легче. Ты знаешь, я никогда не был ревнив, ни в школе, ни в институте, мне всегда было все равно, с кем спят девушки, которые спят со мной, а до тех, с которыми я не спал, мне просто дела не было. Но каждый раз, каждый раз, когда она упоминала его имя, у меня буквально темнело в глазах. Я даже удивлялся поначалу, какая-то павловская собачка: "А вот Сережа вчера сказал…" - и хоп, больше ничего не слышно тридцать секунд, даже если это какое-нибудь совещание в конторе или там совсем нейтральный контекст. Честное слово, просто сериал какой-то. Интересно, водка у них есть? Потому что я как-то под кофе с трудом это все говорю. Кто же такое говорит под кофе.
– А Сережа, он что делал? - спросила Маша.
– Он не делал ничего, - зло сказал Абросимов. - В этом-то и была его фишка. Он никогда ничего не делал. Они были чудесная пара с Иваном: Иван почти не говорит, но все время что-то предпринимает. У Ивана же очень богатая биография, ты знаешь, может быть. А Волк, напротив, говорил все время какую-то ерунду, но все с ним случалось само собой - и со Светой, и с деньгами, со всем. Я не удивлюсь, если даже умер он как-то сам по себе, а пистолет растворился в воздухе.
– Так все-таки не бывает, - сказала Маша.
– А жалко, - сказал Абросимов, - потому что ведь кто-то его убил. И любой решит, что это Таня, а не хочется в это верить, потому что хорошая же девка, хоть и глупая.
– Зачем ей убивать? - спросила Маша.
– Ты ничего не понимаешь, - с напором сказал Абросимов. - Ты не поняла еще, что здесь происходило. Помню, как-то в пятницу, после корпоративного пива, мы завалились в "Cabana" танцевать и пили почти до утра. И часа в три ночи Таня, пьяная в дым, объясняла мне, что ей все время снится сон, как она убивает Свету. И она не может никому сказать, только мне, потому что знает, я в Свету влюблен и, значит, пойму. Ты знаешь, они были очень, очень близкие подруги, а сейчас даже не разговаривают, и все из-за него. Нехорошо, конечно, в день похорон, но там я просто не мог находиться, слушать, как они все говорят о том, какой Сережа был замечательный. Он был - Волк, опасный дикий зверь. Волк, выбирающий на скотном дворе, кого задрать первым. И потому я понимал Таню, ох, как хорошо понимал. Потому что на самом деле - на самом деле! - она хотела убить Сережу. Это был просто перенос. Ей снилась Света, но подразумевался - Сережа. Убить, чтобы освободиться наконец. Но желание это пряталось даже во сне, потому что она одновременно хотела его смерти - и хотела, чтобы он был жив.
– А ты, когда говоришь, что хотел смерти Сереже, хочешь убить Свету? - спросила Маша.