Серьга Артемиды

– Еще какие! – Таня показала рукой, в какой стороне у нее розы. – Всякие! Поздние, ранние, кустовые! «Королеву Елизавету» в прошлом году высадила, а она капризная! Но ничего, прижилась! А тут Москва какая-то, актерки с актерами, черт-те что!..

– Мы думали, с Артемкой загорюем, – поддержал Валера. – Он маленький такой перекорщик был! Все наперекор! А вырос хороший парень, толковый.

– Я тоже про свою дочь думала, что ей будет трудно жить, – призналась Марина Тимофеевна. – Добрая, слабая. Больше всего на свете любила книги. И кино хорошее. В школе на последней парте сидела, впереди не могла, стеснялась, что ей в спину смотреть станут. Я совершенно не представляла, как она будет справляться, когда вырастет. Нет, я была уверена, что она не справится!

– И чего? – спросила Татьяна. Она ловила каждое слово. – Как обернулось?

– А так, что на Тонечкиных плечах вся наша жизнь держится. А я и не заметила, как это получилось, когда…

– Вот что, – решительно сказал Валера и разлил на этот раз калгановую. – Давайте за детей. Чтоб у них все хорошо, чтоб жили не тужили.

– Чтоб никакой, прости господи, войны, – вставила Татьяна. – Чтоб не воевали, не бедовали.

– Чтоб своим умом до всего доходили, – продолжал Валера, – но чтоб нас тоже спрашивать не забывали. Мы-то уж кой-какие экзамены сдали, шпаргалку можем написать!

Они выпили за детей, потом за родителей, и Марина рассказала, какая у нее была замечательная бабушка, а Татьяна – как они жили с теткой, и тетка тоже была замечательная. Потом осматривали огород и ягодник – показывал Валера. А уж затем розы – показывала Татьяна, а Валера куда-то делся.

Вскоре вернулся, и оказалось, что он мариновал шашлык – из «свойского» мяса, что брали у соседей. Под вечер – вечер приближался что-то быстро! – мужчины разожгли в мангале огонь, а женщины поставили тесто «на скорую руку» и накрыли на стол то ли в третий, то ли в четвертый раз.

Марина чувствовала себя свободной.

Ей никогда и нигде не было так свободно, как в обществе этих милых и прекрасных посторонних людей!

Поставив пирог – ставили пирог и хохотали, Татьяна рассказывала, как Валера делал ей предложение, – они уселись в беседке ждать шашлыка, и тут у Марины зазвонил телефон.

Она совсем забыла, что в мире существует такая штука, как телефон!

Звонила Тонечка.

– Мам, ты как там? Почему ты не звонишь? – с ходу начала она. – Мы страшно волнуемся, ужас просто!.. Я тебе уже третий раз звоню.

Марина подумала, как такое может быть, и сообразила, что телефон лежал в овчинной жилетке, а ее она в доме сняла.

– Мам, вы доехали? Все нормально?

– Все прекрасно, – сказала Марина и засмеялась.

– Сейчас будет шашлык, – подсказала Татьяна и налила им еще по рюмочке.

– Сейчас будет шашлык, – повторила Марина. Они чокнулись с Татьяной и выпили.

– Какой шашлык?! Мама, ты с кем там?! И где?

– Тонечка, мы в гостях, тут замечательные люди, родители нашей Джессики, – и мимо трубки, Тане: – Дочка волнуется.

Таня покивала с пониманием.

– У этих… которые алкоголики? – поразилась Тонечка.

– Да нет же!

– А у каких тогда?

Марина не знала, у каких алкоголиков они могут быть в гостях, и повторила, что они у родителей Настиной подружки, и все отлично.

– Мама, – голос у Тонечки стал подозрительным. – Ты что, выпиваешь?

– Ну, конечно! – с энтузиазмом подтвердила Марина. – И уже давно!..

– С алкоголиками?!

– Да не-е-ет!..

– Мам, дай мне, пожалуйста, Андрея Даниловича. Или ты там без него?

– Андрей! – крикнула Марина куда-то в сторону костра. – Тебя, подойди, пожалуйста!

Липницкий подошел из сумерек, на ходу вытирая руки о штаны, и вынул у нее из пальцев трубку.

– Да, Тоня, это я. Мы прекрасно, не волнуйтесь. Не позвонили, потому что забыли. Ну, вот так вышло. Мама? – Он посмотрел на Марину, и лицо у него сделалось веселым. – Мама лучше всех.

– Данилыч! – позвал Валера. – Куда ты опахало-то унес? У меня угли все тухнут!..

– С правой стороны опахало! – прокричал Липницкий и двинул к мангалу. – Да нет, Тоня, это я не вам, мы шашлык жарим. Абсолютно. Я же за рулем! Не волнуйтесь, ну что вы, право слово!..

И шашлык, и пирог, который Татьяна называла «лимоновый», а Марина поправляла и утверждала, что следует говорить «лимонный», вышли превосходными. Луна уже давно висела над яблонями и вишнями, стало холодно и зябко, как бывает по вечерам весной, и самовар был выпит до самой последней чашки, а Марине так не хотелось уезжать!..

Век бы так прожить – с луной над голыми деревьями, с веселой собакой, с хорошими людьми и Андреем Липницким!..

В машине она моментально пристроила ему голову на плечо, а руку на коленку.

– Мне так неудобно рулить, – сказал он, и плечо под ее щекой запрыгало.

– Ты что? – спросила Марина подозрительно. – Смеешься надо мной?

И укусила.

– Прекрати, – Липницкий захохотал. – Мы в канаву заедем.

– Ты же не выпивал!

– Ты же кусаешься!

– Хочу и кусаюсь, – объявила Марина и опять укусила. И схватила его за другую коленку, сильно перегнувшись в сторону.

Ей очень нравилось его хватать и кусать.

Некоторое время она так и делала, потом поцеловала его в шею и спросила: