Нигилизм. Его сущность. Эстетика и критика шестидесятников. Основные принципы этики "мыслящего реалиста". Новые общественные идеалы.
Народ в литературе шестидесятых годов. Чернышевский и его роман "Что делать?".
Поэзия шестидесятых годов: Плещеев, Некрасов, Никитин. Поэты "чистого искусства": Майков, Фет, Полонский.
Творчество Достоевского в эпоху шестидесятых годов. Л. Н. Толстой в ту же эпоху".
А сама атмосфера университета! Свобода мысли, независимость, товарищеская спайка, острота научных и политических споров, дискуссии о новых книгах, картинах Третьяковки, спектаклях Художественного театра - от всего этого буквально захватывало дух. Товарищ Есенина по университету Шанявского Борис Сорокин вспоминает, как после посещения Третьяковки Есенин делился с ними своими впечатлениями:
"- Смотрел Поленова. Конечно, у его "Оки" задержался, и так потянуло от булыжных мостовых... домой, в рязанский простор... Сродни мне и Левитан... Помните, есть у Левитана, как видно, этюд, - вечер, осенний лес, луна и ее отражение в воде? Мне казалось, что я иду в этот синий сумерк... Все так близко и понятно. Это тема для стихотворения - художник дал то настроение, от которого отталкиваясь, можно писать.
- А как тебе, Сергей, - говорит Наседкин, - нравится "Над вечным покоем"?
- Нет, не нравится! Может быть, больше поживу, то пойму эту картину. А сейчас мне от нее холодно... Как бы тебе объяснить, Василий, ото чувство я не вхожу в эту картину, она меня не трогает...
Мы говорим о своих впечатлениях от Третьяковской галереи, вспоминаем картины знаменитых русских художников, и кажется, что немеркнущий свет искусства освещает нашу комнату...
- Иногда я записываю свои впечатления, - говорит Сергей. - Вот в воскресенье, придя домой из Третьяковки, перегруженный красотой, записал в своей тетради о том, какое большое волнение испытал в этот день. И я назвал его днем "путешествия" в прекрасное.
Наседкин вскочил и, широко улыбаясь, громко повторил:
- "Путешествие" в прекрасное! Здорово, Сергей! Я напишу поэму под таким названием...
- Пиши, Вася, пиши! - смеясь, говорит Сергей. - Но только один ты к этой стране не дойдешь..."
С особым интересом Есенин относился к лекциям и семинарским занятиям по литературе. "Состоя слушателем университета Шанявского, - замечает Н. Сардановский, - Сергей сосредоточил свое внимание исключительно на изучении литературы". Он же подчеркивает, что "к науке в то время Есенин относился с достаточным уважением..."
Типографские обязанности не всегда позволяли Есенину бывать в университете, он "был этим удручен". Зато, когда выпадал свободный вечер, Есенин вместе с другими шанявцами отправлялся бродить по Москве, а если удавалось раздобыть билеты на галерку в Художественный (кто в юные годы не бредил этим театром!), то шел на спектакль. "Студеный осенний вечер. Мы идем по Тверской улице, не чувствуя резкого ветра, - вспоминает Б. Сорокин, - наши сердца полны ожидания встречи с театром, о котором знали только по статьям в театральных журналах. Дрогнув, раскрывается занавес с вышитой на нем белой чайкой... Раневскую играет Книппер-Чехова, студента Трофимова - Качалов, Епиходова - Москвин, Лопахина - Леонидов... В антракте пошли в фойе. Облокотившись на кресло, Сергей молчит. И только тогда, когда Наседкин спросил его, нравится ли спектакль, он, словно очнувшись, сердито проронил: "Об этом сейчас говорить нельзя! Понимаешь?" - и пошел в зрительный зал".
Занимаясь в университете Шанявского, Есенин испытывал материальные затруднения. За учебу надо было ежегодно платить. Сумма была невелика, но для скромного заработка Есенина ощутима. При всем том Есенин придавал своим занятиям в университете серьезное значение. "Может быть, выговорите мне прислать деньжонок к сентябрю, - писал он летом 1915 года в Петроград, прося выслать гонорар за стихи. - Я был бы очень Вам благодарен. Проездом я бы уплатил немного в Университет Шанявского, в котором думаю серьезно заниматься. Лето я шибко подготовлялся". И все же осенью 1915 года Есенин не смог продолжать учебу в "Шанявке", ибо "должен был уехать обратно по материальным обстоятельствам в деревню".