Сергей Иосифович Гессен

Гессен отмечает, что несмотря на то, что трансцендентализм Канта делает возможным введение индивидуальной причинности, сам Кант остается в пределах «старой рационалистической тенденции» и усматривает причинную связь только в общем законе. Гессен заявляет, что «трансцендентальному рационализму Канта… мы хотим противопоставить трансцендентально-эмпиристическую позицию, которая выдвигает проблему индивидуального прямо-таки на первый план»[66]. Индивидуальное, к чему бы оно ни относилось – к индивидуальному понятию истории или к индивидуальной реальности, может быть также трансцендентально обосновано, как и общеродовые понятия. Гессен формулирует, казалось бы, парадоксальное положение: «Априори возносится вниз в индивидуальнейшие области действительности, в невыразимые глубины просто данности, а соответственно эмпирический момент возносится на высоты абстрактнейших общих понятий»[67]. Так, высший закон природы является таким же эмпиричным, как и смутное чувственное впечатление, данность которого может утверждаться и мыслиться трансцендентально, а следовательно, и объективно, как любой общий закон. И уже здесь намечается вопрос ценностной установки в процессе трансцендирования эмпирии, вопрос о должном. С критицизмом также встает проблема рационально нетронутой, свободной от всякой «интроекции», т. е. иррациональной действительности, которую трансцендентальный эмпиризм называет «объективной действительностью» и которая должна быть трансцендентально обоснована без опосредования понятийными научными формами. Априори,

которое конституирует действительность, находится глубже априори науки, так, по мнению Гессена, реабилитируется эмпиризм, неограниченный исключительно научной обобщающей понятийной обработкой. Для докритического эмпиризма, позитивизма все бытие гомогенно и выводится из опыта, нет трансцендентного бытия. Критический эмпиризм утверждает наличие гомогенного бытия не на трансцендентальном основании, а на основании того, что «все бытие одинаковым способом основывается на должном»[68]

. Поскольку это должное существует независимо от бытия, его можно назвать трансцендентным. Именно здесь на трансцендентально-эмпирической основе, выводящей понимание реальности за пределы только конститутивных научных форм, понятие индивидуальной причинности приобретает смысл. Гессен ссылается на Риккерта, который сумел показать, что закономерность является «методологической формой», соответствующей только научному постижению действительности, «формой понятийного мира науки», а не «конститутивной формой самой действительности». Ограничение постижения действительности только понятийным миром науки означает натуралистический монизм, который, по Гессену, расширяется трансцендентальным эмпиризмом, признавая различные методологические формы научного рассмотрения действительности, не только как природы, но и как истории, которая, хотя и состоит в однократном индивидуальном течении событий, также может быть познаваема с точки зрения причинности, в основе которой, следуя Канту, находится «объективное» преемство во времени. Оговаривая это, Риккерт различает «общие гносеологические предпосылки»

для нахождения причинности в постижении исторической действительности и «специальные методологические формы». Он заключает, что «нельзя отождествлять понятия причинности с понятием закона природы»[69], первая является «условием», «обязательностью» (Geltung) для поиска законов, но «не может уже сама быть законом природы, а потому и относиться к законам природы как общее родовое понятие к частным». Риккерт вводит разграничение на «причинность и природную законность (Naturgesetzlichkeit)» (курсив мой. – Ю. М.

), на основании которого он производит дальнейшую спецификацию причинности: «Предпосылку, гласящую, что всякий процесс имеет свою причину, мы, чтобы отличать ее от законов природы, формулируемых эмпирическими науками, назовем не законом причинности, но основоположением (Grundsatz) причинности или каузальным принципом. Тогда, согласно нашей терминологии, всякая действительная связь причины и действия должна быть характеризуема как историческая причинная связь в самом широком смысле этого слова, так как всякая причина и всякое действие отличны от всякой причины и от всякого другого действия. Наконец, мы говорим о каузальном законе (Kausalgesetz), когда индивидуальные причинные связи рассматриваются в отношении того, что обще им с другими причинными связями… Резюмируя это вкратце, мы отличаем историческую и естественнонаучную причинность друг от друга, а затем оба эти вида причинности от общего принципа причинности… оказывается, что понятие причинной связи как таковой отнюдь не заключает в себе понятия природной закономерности (Naturgesetzm"assigkeit). Напротив того, понятие однократного индивидуального причинного ряда исключает возможность выражения его посредством понятий законов природы»[70]. Закон – это частный случай причинности, которая может относиться не к общему ряду явлений, а только к одному случаю, например, то, что 1-го ноября 1755 г. произошло землетрясение. На основании понимания Риккертом индивидуальной причинности и объективности Гессен и выстраивает в дальнейшем свою концепцию индивидуальной причинности с укреплением ее объективности посредством трансцендентальной обработки через трансцендентальный эмпиризм.