Сергей Рахманинов. Воспоминания современников. Всю музыку он слышал насквозь…

Ивановка принадлежала к типу усадеб средней руки. Она была расположена среди степи с небольшими перелесками, но в самой усадьбе был большой парк, а неподалеку, в степи, – пруд примерно трехверстового диаметра. В центре парка стоял деревянный двухэтажный дом, в котором жили хозяева – Сатины, а с ними – Зилоти и Рахманинов. Наша семья помещалась в отдельном флигеле. Комнаты в большом доме были очень уютные и приветливые. Внизу – большая столовая, гостиная, кабинет, в котором стоял рояль Зилоти, и другие жилые комнаты. В верхнем этаже находилась биллиардная с хозяйским роялем и тоже жилые комнаты. На рояле, стоявшем в биллиардной, упражнялись Сережа и мы, то есть Наташа, Соня, Вера и я. Перед домом был большой двор с конюшней. Справа от двора – фруктовый сад под названием Верхний сад. Около сада находилась беседка, обвитая диким виноградом. Рядом с домом и за домом – старый парк с аллеями, а в конце его начинался молодой парк с лужайками[128].

Жизнь в Ивановке протекала между занятиями и приятным досугом. По вечерам мы, то есть Сережа, Татуша, Вера, Наташа и я, любили перед отходом ко сну сидеть на большой скамейке перед домом.

В один из таких чудных летних вечеров в Ивановке, когда Сережа был в очень хорошем настроении, разговор зашел о народном творчестве.

– До чего наш народ музыкален, – говорил Сережа. – Наши народные песни прекрасны. Как я их люблю! Недаром все наши великие композиторы – Глинка, Даргомыжский, Серов, Мусоргский, Римский-Корсаков и Чайковский – увлекались ими и строили многие свои гениальные творения на основе русских песен! А теперь новое веяние: в народе появились частушки. В музыкальном отношении они ничего из себя не представляют, но интересны как выражение юмора нашего народа. Позовем Марину, она забавно их исполняет.

Приходит Марина, горничная в доме Сатиных. Это умная, красивая молодая девушка, всеобщая любимица. Все мы просим ее что-нибудь нам спеть. Марина не заставляет долго просить и поет: «Понапрасну, Ванька, ходишь, понапрасну пятки мнешь» и т. д. Смотрим на Сережу, которого частушки забавляют.

– Откуда ты их взяла? – спрашивает Сережа.

– Да наш кухонный мужик их поет, а он слышал их на деревне.

Мы радуемся, что Сережа от души смеется и в веселом настроении, так как часто он скорее задумчив.

Очень мы любим всей компанией влезать на высокий омет соломы. Вот мы идем через двор мимо конюшен, выходим в поле, идем вдоль пруда и подходим к соломе. Омет высокий, но с одной стороны отлогий. Сережа кричит:

– А ну! Кто первый взберется наверх? – Все карабкаются, хохочут, толкают друг друга. Я завалилась и никак не могу встать, Сережа мне протягивает руку и с силой подтаскивает. Красные, запыхавшиеся, мы все устраиваемся удобно, как в гнездышке, а Сережа говорит:

– Как здесь хорошо, будем часто сюда забираться.

Начинаются задушевные разговоры, мечты о будущем.

Время быстро проходит, пора домой ужинать. С омета быстро скатываемся и спешим к дому.

– Пойдем вечером в молодой парк, – предложила я.

Все с удовольствием соглашаются. Вечер исключительно хорош, так тепло, такая тишина и такое благоухание от скошенной травы на лужайках, между островками посаженных берез, лип, елок и других деревьев. А вот и луна вышла из-за тучи и все осветила почти сказочным светом. Вся картина навеяла на нас какое-то поэтическое настроение, и, конечно, заговорили о любви. Заговорили и о дяде Сережи – Александре Аркадьевиче Рахманинове, который недавно бросил свою большую семью ради какой-то женщины. Сережа говорил о нем с негодованием. По-видимому, все это напоминало Сереже семейную драму его родителей. Ведь нежному, любящему сердцу Сережи так не хватало с детства материнской ласки и отцовской заботы.

Летом 1890 года Сережа начал работать над своим Первым фортепианным концертом. Еще сочинил он песню для виолончели, которую посвятил Верочке. Посвятил он ей также и романс «В молчанье ночи тайной».

В Ивановке же к 15 августа Сережа закончил пьесу для фортепиано в шесть рук, основанную на теме вальса, сочиненного моей сестрой Татушей. Он посвятил эту пьесу нам, трем сестрам. В это лето Сережа работал также над четырехручным переложением балета Чайковского «Спящая красавица».

К сентябрю Сережа вернулся в Москву, а мы еще некоторое время прожили в Ивановке.

Зимой мы жили в Петербурге в Конногвардейских казармах, хотя ничего общего с полком не имели. К нашей великой радости, Сережа перед Новым годом приезжал в Петербург на несколько дней. Останавливался он у матери, но почти все время проводил у нас. Приехал он остриженный, что сделал по нашей (моей и сестер) просьбе, и благодарил нас за добрый совет: «Спасибо вам, сестрички, – писал он из Москвы, – что остригли меня».