Л. В. Черепнин честно признался, что не может дать разумного объяснения отмеченному нами выше факту.[790]
Спустя полвека найти разгадку попытались филологи. В 1998 г. вышла статья В. Н. Рудакова, в которой он сделал попытку отказаться от представлений о реальности большинства описываемых в «Сказании…» событий и предположил наличие в нем некоторых более глубоких сакральных смыслов. В частности, он обратил внимание на символичность числа 8 для русского православия, в его связи с датой Куликовской битвы 8 сентября, совпадающей с праздником Рождества Богородицы. Выступление засадного полка, решившего исход битвы, «Сказание…» относит к 8-му часу по тогдашнему счету. Но тогда на Руси, по мнению В. Н. Рудакова, в походе, на ходу не умели точно определять время. Поэтому, как он полагает, эта цифра не отражает реального времени вступления в бой русских резервов, а является аллегорическим отражением идеи божественного предзнаменования и заступничества «небесных сил». Именно 8-й час должен был стать счастливым для русских ратников.[791] Заметим, что подобное утверждение не выдерживает критики. Уже в XIV в. на Руси довольно точно измеряли время вТем не менее подобные идеи об аллегорическом смысле, заложенном в «Сказании о Мамаевом побоище», чуть позже развил Р. А. Симонов. Он обнаружил, что 8 сентября 1380 г. приходилось на субботу, однако в «Сказании…» указана пятница. «Может быть, – задает он вопрос, – пятница обусловливала „счастливость“ 8-го часа?» Очевидно, автор «Сказания…» должен был руководствоваться каким-то древнерусским произведением о «счастливых» часах. Подобные сочинения известны: одним из них является текст «Часы на седмь дни: добры и средни и злы», сохранившийся в списке XV в.[793]
Из него следует, что 8-й час был «добрым» в пятницу, субботу и воскресенье, но только в пятницу был «добрым» и 7-й час. Если учесть, что в «Сказании…» бой начался до 8-го часа, то ни суббота, ни воскресенье для него не подходили, поэтому оставалась именно пятница.[794] Но все эти построения остаются не более чем гимнастикой для ума, если мы вспомним, что другая редакция «Сказания…» приурочивает битву к воскресенью.В чем же здесь дело? Самым разумным объяснением отмеченного противоречия может быть только то, что неправильная «привязка» основных этапов похода московской рати к той или иной дате содержалась уже в тех первоначальных источниках, которыми пользовались редакторы «Сказания…», составляя в XVI в. сводный текст памятника. В его тексте мы находим следы того, что редакторы «Сказания…» уже столкнулись с этой проблемой и пытались хоть как-то решить ее.
Об этом говорит тот факт, что Основная и Распространенная редакции «Сказания…» датируют выход рати Дмитрия из Москвы четвергом 27 августа. В Коломну войско прибыло в субботу. Если 27 августа (выход из Москвы) приходилось на четверг, то надо полагать, что в Коломну рать должна была прибыть 29 августа. Но в тексте этих редакций имеется указание, что появление Дмитрия в Коломне пришлось на день памяти «святого отца Моисея Мурина».[795]
По святцам, этот праздник приходится на 28 августа, то есть на следующий день после выхода рати из Москвы. Это хорошо знал составитель Киприановской редакции «Сказания…» и поэтому обозначил датой прибытия в Коломну именно этот день. Но преодолеть расстояние в сотню верст между Москвой и Коломной войску всего за одни сутки в XIV в. не было никакой возможности, и поэтому составители Основной и Распространенной редакций «Сказания…», хорошо зная путь между этими двумя городами, полагали, что он был пройден как минимум за полных два дня. Составитель Киприановской редакции, не зная, как Дмитрию удалось добраться до Коломны всего за день, просто не стал указывать время отбытия Дмитрия из Москвы.[796]