Серы гуси

Остаток дня прятался под машинами, голода не было. Следующий день он снова шел и пытался найти знакомые места.

Кот не знал, что город огромен и заблудиться в нем легко даже людям.

Он шел весь день, но просить еды у магазинов боялся. Почти везде сидели грязные ободранные коты с грозным видом.

К ночи от голода было плохо.

Он заночевал возле баков. Туда двуногие выкидывали мусор в мешках. Стоял ужасный запах, но сил идти не было. Кот прикорнул, не сводя глаз с куриных костей на подложке.

Их принесла сердобольная старушка совсем в сумерках, при этом подзывая кота. Он боялся людей, котов, он не ел е. Дождавшись, что вокруг стихли звуки города и не было никого видимого живого, кот рванул к кучке костей. Он не умел такое есть, но чутье подсказывало, что и откуда отгрызть. Остатки мяса и кожи начали насыщать.

Внезапно в темноте он увидел пару светящихся глаз. Не кошачьи, мельче. Ещё пара, еще, еще.

На кота влетел с прыжка зверёк, чуть меньше его, серый, с мерзким хвостом. Зубы крысы впились в плечо и его пронзило до самого сердца от боли.

Челюсти кота жили отдельной жизнью.

Он резко мотнул головой и хрустнул челюстью на крысиной шее. Разжал и тушка упала. Все произошло за секунду, не больше. Другие крысы, летевшие за первой, проводившей разведку боем, застыли. Кот посмотрел на них взглядом, полным бешенства и безумия. Разорвал, придавив лапой тушку, шкуру на спине крысы и клыками сорвал кусок мяса вдоль позвоночника. Крысы рванули с лаз между плитами.

Кот оттолкнул серую окровавленную тушку и побрел прочь. Спустя квартал его начало рвать.

К рассвету бродячая собака загнала на дерево. Облаяла, долго крутилась, но ушла. У кота не было никаких сил. На ветке дерева у пустыря кот спал целый день. Снов не было. Засыпая, кот понял окончательно – он пропал.

Старик и мальчик. Бегство

Знак пришел. Зима была то теплая, то снежная. Какая-то несуразная, как пальто с чужого плеча. Новый год люди встретили и что-то там загадали, а потом с первых же дней начались военные конфликты и авиакатастрофы по всему миру. А еще чуть позже все новости и прохожие стали трубить о неведомой новой заразе. Вроде как начался мор. Похоже по рассказам было на библейские кары. Сам старик не видел больных и мертвых – на улицы ходить запретили, продукты дети стали ему заказывать к дому. Церкви закрыли, заставляли носить на лице маски тех, кого еще как-то выпускали на улицы.

Старика никто не выпускал. Раз уж вышел посидеть у подъезда, так сразу же подскочили росгвардейцы. Пацанята оказались душевные и вместо штрафа, увещевали уйти домой.

– Вы идите, дедушка, идите.

Старик нехотя потопал. Сам служил когда-то. Понимал – их дело служба. Сам еще давным давно призывался и стоял срочную на вышке. А когда не стоял – учил Устав караульной службы. Однажды увидел, как неизвестно откуда от стены в сторону воли бежит человек. Худой, грязный, несется, сзади собаки уже служебные. У молодого ефрейтора внутренних войск не было вариантов – рванул затвор, да точно между лопаток. Ох, грехи мои… С тех пор все снился ему тот зэк, не державшийся нескольких месяцев до бериевской амнистии. Когда бы отмолить то убийство тебя?

Все происходившее напоминало начало конца времен. Год дома сидел и все хуже было стариковскому здоровью без свежего воздуха. Дальше только хуже становилось. Говорили про специальные коды или номера, которые нужны всем. Как там было? – рассуждал старик – сделает он то, что всем, малым и великим, богатым и нищим, свободным и рабам, положено будет начертание на правую руку их или на чело их, и что никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет это начертание, или имя зверя, или число имени его.

Завесенело снова, отцвели сначала сливы с вишнями, а затем уже и яблони. Старик все продумал заранее. Упросил детей внука отдать на выходные. Да и просить не надо было – сына увезли, задыхавшегося, в больницу, невестка, как будто заразная, в доме закрылась. Внуку и то радость – деда любил, побыть бы вдвоем, а в такие времена и не доехать ему толком.

Несмышленышу пока и объяснять не стал ничего. Поехал, да по пути вел беседу. Что мир кончается. Что ему то, старику, помирать, но хоть он выживет. Что знамения скоро будут и недетское, конечно, дело в них вникать. Но хоть спасется. Вырастет спасибо скажет.

Стали жить. Пацану хоть и было непривычно и вновь все – печка, колодец, все вокруг в деревьях – чаща глухая, ни тропинок, ни дорог. Ни тебе телефона, ни телевизора.

Зачем он это сделал? Зачем увез мальца в лес? Бог весть – чужая душа потемки порой.