— Истинно так! — подтвердил Румата.
От Киля в нашем караване было пополнение — дальше шло уже четыре транспорта.
А когда достигли Амстердама, в порту ожидало постановки в караван ещё два судна. Там же, во время стоянки, прибыли и ящики с пулемётами «Мадсен». Так что у нашего войска прибавилось забот — освоить сей «агрегат», чтобы по прибытию к месту военных действий с ним обращались как с родной осинкой.
Также в Амстердаме произошло прелюбопытное происшествие: Как после обронил в разговоре полковник, по старой памяти на братьев «напал» тот самый журналист, что в их самый первый приход сюда послужил гидом.
Корабль ещё швартовался. Ещё не успели поставить трап, а на пирсе собралась уже изрядная толпа встречающих. И в первых рядах, как было хорошо видно, стояли газетчики.
— О-о! Эдвин!!! Ха-ха! — воскликнул Румата, когда заметил отирающегося на пирсе журналиста. — Я знал, что тебя сюда зашлют нас встречать! Что, опять редактор выгнал за сенсациями?
Кстати заметить, Румата окликнул журналиста по-датски. И я мысленно возблагодарил в это время Господа и родителя. За то, что первый наделил меня скромным талантом к языкам, а второго, за то, что настоял в моём отрочестве изучить как можно больше европейских языков. Не скажу, что я полиглот, но датский я слегка понимал.
По округлившимся глазам журналиста, Эдвин немало удивился, что его запомнили с того раза. И не погнушались заявить о таком мелком знакомстве во всеуслышание. Справившись с первым ошеломлением, он тут же изобразил энтузиазм и благодарность за предстоящие интервью. Высунувшиеся из толпы другие газетчики заставили его ещё и надуться от гордости. Так как он заранее уже знал, кому достанется весь «эксклюзив», а кому жалкие огрызки. Собратья по перу это сразу сообразили и приуныли. Но меня такое снисхождение к каким-то щелкопёрам изрядно удивило.
— Неужели вы, товарищ полковник, будете общаться с этими… этими писаками?! — удивлённо спросил я.
— Андрей Михайлович! — чуть насмешливо и наставительно ответил Румата. — В нашем деле, положительные отзывы прессы, особенно европейской, такое же поле боя, как и то, где гремят пушки. Мы можем выиграть войну, но проиграть мир. Из-за вот этих, как вы выразились, писак.
— Простите, не понимаю! — выказал я непонимание — Как это мы можем проиграть мир, если мы выиграем войну?!
— Вот потому, что вы не понимаете этих тонкостей, вы поручик. А я полковник! — заметил он пристально наблюдая за тем, как устанавливается трап на пароход. Чем вызвал у меня ещё большее замешательство.