– Ты же сам сказал, что его место должен был занять главный инквизитор Массара. Представляешь, как неуютно живётся епископу при таком «приятеле»? Вот епископ, - о, он оказался прекрасным политиком! - собирает в провинциях молодых и «голодных» «родственников» и делает им завиднейшую карьеру: наделяет полноправными инквизиторскими полномочиями, да ещё с переводом в крупный город. Теперь - это его цепные псы в мягком подбрюшье главного инквизитора.
– А что же наш главный? Мирится с этим?
– Так ведь епископ увеличивает его аппарат, а не на оборот. Попробуй-ка прояви недовольство!
– А этот новый «родственник» - кажется, слишком молод. Какие у него могут быть способности?
– О, он способен. Обладает мощным умом. Хитрым, коварным. Мастер полемики. Любого еретика через минуту допроса заставит оправдываться. И - волчья хватка. Знаешь, как зовут его?
– Как?
– Иероним Люпус* (* Lupus (лат.) - волк.).
ЮНОЕ ЧУДОВИЩЕ
И Вениамин Солейль, юный аббат, отбыл в Рим, по высочайшему требованию Ватикана. А его недавний друг и попутчик остался в Массаре. С первых минут своего пребывания в епархии он был замкнут и молчалив, - иногда даже не замечал здоровающихся с ним и не отвечал на вопросы: мелькающие чётки в его подвижных, аристократически тонких пальцах сообщали всем окружающим, что он непрестанно читает молитвы. Юный иезуит тоже побывал на приёме у епископа, и был облагодетельствован так, что ему позавидовали бы тысячи и тысячи «родственников», - все те, кто из панического страха перед инквизицией неустанно помогали ей - со рвением, напоказ. Да, Иероним Люпус сменил балахон иезуита на чёрное инквизиторское одеяние и получил должность секретаря трибунала - не где-нибудь, а в Массаре. Но он не был счастлив! То есть совершенно не был, ни на йоту. Он мало ел и почти не спал. Он исправно посещал молельные службы, исправно вёл протоколы допросов, - и ждал, ждал. После аудиенции у епископа он подал письменное прошение о встрече с главой инквизиторского трибунала. Муравей, букашка осмелился написать льву. День за днём проходили без какого- либо ответа, и молчун-секретарь измучился так, что приобрёл чёрные круги вокруг глаз. Он приобрёл даже некое скорбное величие аскета, - и это заметил случайно оказавшийся рядом Сальвадоре Вадар, прелат Ватикана, глава инквизиторского трибунала в Массаре. Оцарапанный затаённым неистовством, блеснувшим из чёрных глазниц, он поинтересовался у служащих, кто этот молодой инквизитор. Его тотчас уведомили, - и он вспомнил о письме, на которое до сих пор так и не собрался ответить. И небывалое свершилось: новичка Иеронима пригласили на аудиенцию к главе трибунала.
Солнце садилось за городом, выкрасив алым верхушки мельничных крыл. Окна кабинета прелата Вадара были раскрыты настежь, - хоть какое-то спасение от жары.
– Какое дело заставило тебя обратиться ко мне, сын мой? - сурово спросил Вадар у вошедшего в кабинет Иеронима.
– Позвольте мне сесть, падре, - вдруг сказал молодой секретарь.
Глава трибунала даже открыл рот, но не нашёл достойного ответа на внезапную дерзость. А секретарь звонко простучал сандалиями по лакированному паркету, взял стоящий у стены стул, подошёл с ним к столу, поставил напротив Вадара, и сел - лицом к лицу. Сел и стал молча смотреть прямо в глаза главе трибунала. И Вадар, отточенным за много лет чутьём уловивший необычность происходящего, не говорил ничего, а так же молча смотрел; - и не выдержал первый: моргнул. Тогда секретарь, на миг отчётливо улыбнувшись, стал говорить. Тихо, размеренно, с непринуждённой неучтивостью.