После десятиминутного хаотичного движения отряд разделился на неравные части. Меньшая часть — группа автоматчиков — насчитывала двадцать три человека, большая часть — все, у кого в руках были отечественные трехлинейные винтовки Мосина и немецкие карабины Маузера. По своим габаритам этот «карабин» лишь весьма незначительно уступал советской «трёхлинейке». Дело в том, что это слово в немецком языке в то время обозначало лишь наличие более удобных боковых, «кавалерийских» креплений для ремня — вместо «пехотных» антабок, поэтому карабин «Mauser 98k» был не чем иным, как обычной магазинной винтовкой. Группа с винтовками насчитывала девяносто три человека. Стоп! Двадцать три с автоматами, девяносто три с винтовками, я, Жук у меня за спиной стоит, итого получается сто восемнадцать человек. А должно быть сто двадцать человек. Вопрос: куда делись еще два бойца?
— Жук, куда делись два бойца? — не оборачиваясь, спросил я.
— А хрен его знает! Сбежали, наверное! — легкомысленно ответил Жук.
— Вот, блин! Вояки! Еще даже врага не увидели, а уже в бега подались!
— Это урки были. Они с самого начала хотели уйти. Выжидали удобного момента. Они якшались с теми, которых мы с тобой застрелили возле волокуш с оружием.
— Понятно, ладно, фиг с ними! Далеко не уйдут, терроны им вмиг головы с плеч снимут!
— Как зовут, возраст, звание, где служили и за что были сосланы на каторгу? — обратился я к четверке стоявших передо мной пулеметчиков.
— Игнат Морозов, тридцать восемь лет, тринадцатая отдельная мотострелковая бригада, старший лейтенант. Первая чеченская война. В этом мире второй год, в последнее время работал сторожем на складе. Склад сгорел, меня посчитали виновным и за долги отправили на каторгу, — первым доложился угрюмый здоровяк со шрамом на лице. Теперь я его рассмотрел достаточно хорошо, лицо было не угрюмое, как мне показалось в первый раз, а просто не выражало особых эмоций.
— Так ты что, склад не поджигал? — с усмешкой спросил Жук.
— Нет, — буркнул в ответ Морозов.
— Алексей Круглов. Можно просто Леха. Служил в танковых войсках. Вторая чеченская. Водитель-механик. Двадцать восемь лет. Сержант. В этом мире три месяца. Работал водителем на «газоне» у торгашей. По пьяни въехал своим «газоном» в джип сына главы клана. — Говоривший был невысоким крепким парнем с черными как смоль густыми волосами. Одет он был в ватную фуфайку, а на голове у него был танковый шлемофон.
— Виктор Кузьмин. Погранвойска. Таджикистан. Рядовой. Специализация — пулеметчик. Двадцать шесть лет. КМС по боксу. В этом мире около года. Не захотел проигрывать бой, и меня решили удалить вот таким вот образом — подкинули наркоту и сослали на каторгу, — говорил пограничник резкими, отрывистыми фразами. Роста он был среднего, лицо самое обычное, с небритой щетиной. Судя по светлому цвету ресниц и светлой щетине на лице, Кузьмин был блондином. Нос картошкой, смотрел слегка вбок. Сразу видно — боксер.
— Ну ты и дурак, — не удержался от комментариев Жук. — Вместо того чтобы срубить бабла и жить себе припеваючи, он на каторгу попал.
— Жук, ты можешь помолчать пять минут? — Я скривился, как от зубной боли.
— Конечно, могу, чего не помолчать. Не хотите, чтобы я говорил, так и скажите. Чего возмущаться?
— Ну а ты? — обратился я к самому молодому из пулеметчиков.
Последний из четверки пулеметчиков стоял и молча смотрел на меня. Он был молод, лет двадцать, может, двадцать два. Стоял с непокрытой головой, шапку-ушанку держал в руках. На абсолютно лысой голове виднелись рубцы шрамов. На мой вопрос он никак не отреагировал, только вопросительно посмотрел на старшего — Морозова.
Понятно было, что в их четверке Морозов был за старшего. Группа была сплоченная, а это плохо, могли претендовать на власть в отряде, надо будет их срочно разделить.
— Он немой. Говорить не может. После контузии речь отнялась. Десантник он. Пулеметчик. Зовем его Немой или Федя, — ответил вместо молчаливого парня Морозов. — Ну а ты что за хрен с бугра?
— Игнат, я понимаю, что ты в силу своего возраста и главенства в этой четверке претендуешь на власть, но давай договоримся раз и навсегда: я — командир и мои приказы выполняются быстро и качественно, — жестко произнес я, чувствуя, как магия внушения Даймона переливается из меня в окружающий мир.
Если Морозов решит проявить характер и показать, кто имеет право отдавать приказы, то сделать он должен это прямо сейчас. Но если он или кто-то из их четверки на меня кинется, то им придется несладко. Ведь их оружие — пулеметы — лежит на земле, и они даже не заряжены, а у меня в руках автомат, снятый с предохранителя, и патрон дослан в патронник. Стоит им только дернуться — положу всех одной очередью.
— Ладно, проехали. Вернемся к разговору о командовании после штурма, — спокойно ответил Морозов, а потом, немного подумав, добавил: — Если будет с кем разговаривать.
— Вот и отлично! А теперь давайте попробуем сформировать из этой толпы хоть некое подобие порядка, — легкомысленно произнес я.