— Два-хлорацетофенон, — все так же бесстрастно пояснил он. — Точнее, одно из его производных. О «черемухе» и «булаве» слышали? Здесь нечто похожее. Лакриматор нового поколения, предназначенный для разгона толпы.
— Но как случилась утечка?
— Утечка? Нет. Газ в цех выпустили специально. И специально не позволяли работницам покинуть его. Испытания…
— Испытания? — Стэн судорожно вцепился в куртку Хранителя. — Какие испытания? Они же люди! Женщины!
— Да. Двадцать две женщины. И четверо из них – беременные.
Хранитель поднял руку, и перед лицом Стэна оказался разграфленный лист бумаги. В первой колонке неизвестная рука аккуратно проставила время: три минуты, четыре, пять… В первой графе стояло две фамилии: Юнсон и Черепанова, остальные оставались пустыми.
— Прошу прощения, что не предупредил заранее. На сегодня СОД запланировала тест нового состава. Мы планировали прервать испытания сразу после выпуска газа, но я не рассчитал время и появился на несколько минут позднее.
Стэн перевел взгляд с листа на труп, потом на лежащие на газоне тела.
— Кто конкретно виноват в случившемся? — хрипло спросил он. — Фамилии, должности?
— Автор состава – он, — Фарлет кивнул на мертвого Голикова. — Но речь идет не о случайном преступлении, а о системе, которую мы намерены уничтожить. Вас пригласили в качестве свидетеля запланированной акции как лицо более-менее нейтральное.
— За такое надо расстреливать… — Стэн почувствовал, что в глазах снова мутится, на сей раз от ярости. — Всех, кто замешан!
— Списки виновных мы передадим Народному Председателю. Дальше его дело.
— Вы хотите сказать, что Треморов ничего не знал? А министр? Министр химпрома?
— Без комментариев, — серые глаза Фарлета остались пустыми и безразличными. — Но приготовьтесь, что вам придется рассказывать о произошедшем самым разным людям. В том числе, возможно, и Народному Председателю лично. Постарайтесь не задавать им подобных вопросов.
Стэн повернулся и побрел в сторону одинокого облетевшего тополя, голой корягой торчащего посреди газона. Челноки Хранителей уже не сновали взад-вперед, а идеальным строем зависли над землей вдоль разрушенного цеха. Стэн машинально пересчитал их. Шестнадцать. Ну и ну. Он опустился на землю у подножия ствола, оперся о него спиной и начал наблюдать, как Хранители переходят от жертвы к жертве, склоняясь над ними и вкалывая в руки какой-то препарат. Вдалеке послышалась сирена приближающейся «скорой помощи», потом вторая, третья. Похоже, кто-то сообразил, что ситуация нештатная.
В горле по-прежнему першило, но Стэн старался сдерживать кашель. Если ему так досталось от пары вздохов, то что же должны чувствовать те, кто дышал газом куда дольше? Время экспозиции в таблице начиналось с трех минут, а работниц… двадцать две? Если выпускали по двое, то последние, предполагалось, станут дышать газом четырнадцать минут? Или тринадцать? Но ведь они не выжили бы! Его пальцы сжались в кулаки. Стэн сфокусировал взгляд на трупе технолога. Значит, Фарлет «не сдержался»? Ну и правильно. Подобным людям жить незачем.
Он повернул голову и принялся смотреть, как из белых фургонов выбираются люди в халатах.
Странные образы плывут перед глазами, меняясь и клубясь, словно клочья утреннего серого тумана. Человеческое лицо (женщина? ребенок?) Дерево с широкой разлапистой кроной. Большой валун, бок исписан странными непонятными значками. Нож без рукояти, с изогнутым лезвием. Крыша дома (только красная черепичная крыша, зияющие отверстия вместо трубы и чердачного окна). Автомобильное колесо с ядовито-синим колпаком. Обрывок формулы, интегралы в числителе и знаменателе. Белая кошка, мордочка застыла то ли в вопле, то ли в широком зевке…
Стоп. Формула? Напрячься. Сфокусироваться. Вернуться назад. Вызвать в себе то же самое чувство, что и секунду назад. Воспоминания ускользают, словно рыба из сжатого кулака – напрячься, вспомнить, ухватить за кончик хвоста.
Вспышка. Ощущение твердых подлокотников под стиснутыми пальцами.
Семен Даллас, а ныне Тилос, открывает глаза. Его лицо покрыто бисеринками пота. На большом экране перед ним застывшая картинка: лист бумаги, покрытый четкими строчками каллиграфического рукописного текста.
— Ассоциативная связь сработала. Документ доступен для просмотра, — голос Робина сух и бесстрастен. — Поздравляю с первым успехом, Тилос.
— У меня сейчас башка взорвется, — бормочет себе под нос молодой человек.
— Артериальное и внутричерепное давление в норме. Просто субъективное ощущение, не выходящее за рамки безвредных. Связано с неосознанно возникающим перенапряжением мышц головы и шеи. У тебя устойчивая психика, раз ты смог просидеть в Архиве больше двадцати минут, да еще и вернуться с уловом. У большинства концентрация утрачивается уже на первых пяти-шести минутах, а через десять минут начинаются галлюцинации, вообще с Архивом не связанные.
— То есть я настолько тупой, что даже галлюцинаций у меня случиться не может? — усмехается Тилос. — Ну, спасибо за комплимент.