Серый туман

— Джао, ты поставил на грань срыва важнейшую операцию! Более того, ты дал политиканам повод подозревать нас в расколе! Как ты можешь настолько безответственно…

— Не тебе судить! — резко перебивает ее Джао. — Хочешь, еще раз напомню устав? Давать оценку действий Хранителя может только общее собрание. После того, как внимательно выслушает все стороны! Я что-то не припомню, чтобы собрание осуждало меня.

— Мы проделали такую работу, а ты ее почти уничтожил!

— Я ничего не уничтожил, Суоко. Я всего лишь развязал нам руки. Я не собираюсь оправдываться перед тобой, но ты и сама поймешь, если дашь себе труд вдуматься.

— Ты не согласовал свой план с нами!

— Ты хочешь сказать, с тобой? Суоко, милая, думаешь, я не знаю про твои подковерные игры? Про приватные встречи с членами Совета, про попытки манипулировать ими в мое отсутствие?

— Довольно! Робин! Пользуясь своей властью Ведущей, я вывожу Джао из состава Совета и приостанавливаю его статус!

Джао изумленно поднимает брови.

— У тебя нет таких полномочий, Суоко.

— Я должен тебя огорчить. Есть, — кажется, в голосе Робина слышится печаль.

— Вот как? Мне помнится, что такое допускалось только в случае явного злоупотребления статусом Хранителя. Мои действия злоупотреблением не являются.

— Соответствующие определения переписаны два дня назад.

Джао медленно поворачивает голову.

— Лангер?

Хранитель, кажется, вжимается, в свое кресло.

— Ну… — мямлит он, старательно избегая взгляда Джао. — Я исправлял очевидные ошибки. В конце концов, — он гордо выпячивает грудь, — программирование логики работы Робина в моей компетенции!

— Не так. Не в компетенции. У тебя есть техническая возможность, что несколько иное, тебе не кажется?

— Джао, ты больше не член Совета! — голос Ведущей напоминает мурлыканье разъяренной кошки. — И я перевожу тебя во временный резерв. Ты отстраняешься от всех операций.

— И чем же я должен заниматься… в резерве?

— Чем хочешь. Любыми личными делами. После завершения выборов в Ростании твое дело рассмотрят на общем…

— Понятно. Ну, видимо, случается и так… — Джао обводит зал Совета взглядом. — Что, и никто, кроме Суоко, не хочет сказать мне ни единого слова? Интересно, ребята, а как вы вообще представляете себе процесс принудительной отставки за отсутствием прецедентов? Вы рискнете предоставить мне свободу действий, когда выбросите на улицу? Или примете меры для обеспечения молчания? Пожизненное заключение в тюремной камере или на необитаемом острове? Ликвидация?

Тишина.

— Ладно. Отправляюсь под домашний арест. Но сначала…

Хранитель неторопливо встает и подходит вплотную к Ведущей.

— Посмотри на меня, Ната, — его голос мягок и обволакивает. — Посмотри на меня.

Он присаживается на корточки, так что их глаза оказываются на одном уровне. Ведущая яростно смотрит на него, но потом ее взгляд смягчается.

— Джао! — почти умоляюще произносит она. — Но ты же сам понимаешь…

— Нет, милая, — качает головой тот. — Дело не во мне. Дело в тебе. Ты все еще пытаешься лгать – и себе, и другим, но перерождение уже завершается. Не только твое – наше. Нам хочется власти, и мы идем к ней, забывая старые идеалы. Все в мире повторяется…

Он резко распрямляется и, не оглядываясь, выходит. Едва слышно чмокает дверная мембрана.

Суоко смотрит в пол. И никто не пытается встретиться с ней взглядом.

* * *

Водитель попался из тех, что редко задумываются о природе груза во вверенном транспортном средстве. На крутых изгибах монорельса пассажиры трамвая кубарем летели друг на друга.

— Как картошку везет, б..! — выругался кто-то неподалеку от Александра. — Ни хрена о людях не думает! Эй, водила, так тебя и перетак, думай, что делаешь! — завопил он во всю глотку, так что стоящие рядом отшатнулись в стороны. — Тормози, когда поворачиваешь!

— Молодой человек! — раздался откуда-то из гущи толпы укоризненный старческий голос. — Как можно так выражаться при людях…

— Молчи, бабка, — равнодушно отбрехнулся охальник. — Не маленькие твои люди, все слова, небось, сами знают.

Трамвай в очередной раз мотнуло на повороте, и Александра бросило вперед. Его соседа отнесло в сторону, и в лицо тут же ударил запах пива.

— Держись лучше, интиллихент, — беззлобно посоветовал ему тот же голос, что ругал водителя.

— Извините, — пробормотал Александр. — Я не хотел…

— Вот и я про то же, — охотно откликнулся голос, принадлежащий, как оказалось, здоровому детине с пористым розовым носом и мутным взглядом. — Везет, говорю, людей как картошку, — детина рыгнул. — Да и то сказать, не во всем водила виноват, верно я говорю?

Он вопросительно уставился на Александра. Толпа прижала их друг к другу, и оставалось только молча кивнуть.

— Вот и я про то же, — опять согласился детина. Видимо, пиво пробудило в нем страстное желание с кем-нибудь поговорить. — Понимаешь ты, если бы монтажники, мать их так и через колено, монорельс с умом прокладывали, то и не мотало бы тебя на поворотах, как бычьи яйца. Мне тут один умный человек рассказывал…