Долгожданная Анджела-Зоя при всей своей «долгожданности» просто путала все карты: приоритетная задача сейчас это несчастный случай с Элизабет Майнер. Мне нужно найти коронера, который констатировал ее смерть от внутреннего кровоизлияния, поговорить со служащими аэродрома, к которому был приписан аэроплан БК-17. Но как при этом не потерять из виду Анджелу? Вдруг за ней наблюдают? Или она сама что-то задумала, раз ее не удерживают в плену некие похитители и она не звонит отцу?
Да уж – единственное, что мне оставалось, это как можно аккуратнее и продуктивнее разговорить ее. Но как это сделать?
К тому же, как я успел заметить, Анджела умна, эмоциональна и весьма экзальтированна. А я всегда считал, что это очень опасное сочетание качеств, особенно у девушек.
– Вы похожи на птицу, Заг, – неожиданно сказала Анджела, когда мы, как заправская парочка, шли под руку по мощеной тропинке в сосновом лесу, окаймлявшем ущелье и доходящем до подножия горы.
В свободной руке я держал врученную мне девушкой корзинку для пикника, в которой лежала бутылка шампанского, фляжка виски, упаковка с сосисками и томатный соус.
– Интересно, на какую же птицу я похож? – задал я вопрос.
– Не знаю, – призналась девушка, – однажды, когда я была еще маленькой, я гуляла в парке и нашла умирающего птенца, он выпал из гнезда, разбился, но был еще жив. В кустах я заметила поджидающего уличного кота. И я подумала: лучше умереть быстро, чем быть заживо съеденным. Я крепко зажмурилась и раздавила несчастного каблуком. Потом заплакала. А потом надо мной стала кружиться какая-то большая птица. Она кружилась и тревожно кричала. И я неожиданно почувствовала, что она благодарит меня. А еще я почувствовала, что душа этого птенца теперь будет жить внутри меня.
Я промолчал, хотя на языке так и вертелось что-то ехидное типа «когда я ем яичницу, во мне начинают кричать нерожденные цыплята», но я решил промолчать.
– Когда я сегодня заговорила с вами, Заг, – продолжила она, – я сразу поняла, что вы сиблинг, и у меня возникло странное чувство, что вы, как та птица, появились ниоткуда, дабы поддержать меня в трудный момент…
– У вас сейчас трудный момент в жизни, Зоя? – спросил я.
– Возможно, – рассеянно ответила она. – Мне хочется в горы, мне хочется писать картины, хочется петь, танцевать и плакать, иногда – смеяться… У вас бывало такое, что все привычное для вас вдруг становится чужим?
– Да, – помолчав, ответил я, – когда я вернулся с военной службы домой, было ощущение, что я попал в другой мир.
– Вот! – оживилась она. – Вы меня понимаете!
– Но, – продолжил я, – у такой красивой и талантливой девушки, как вы, наверняка есть любящий и заботливый молодой человек, да и родители…
– Вздор! – Она внезапно нахмурилась. – Моя мать умерла, когда я была еще ребенком! Отец… он слишком занят, хоть и любит меня… Мы с ним не близки – он растил меня, но не воспитывал. Выращивал, как прекрасный цветок…
– К сожалению, так случается нередко, – согласился я, – но спутника можно выбрать…
– Да, можно, – она слегка отстранилась и вздернула подбородок, – но, к сожалению, когда спутник добр, заботлив и влюблен, он может оказаться слаб духом. А сильные духом – часто эгоистичны и жестоки…
– Вы расстались? – осторожно спросил я. – Прошу прощения, если задаю слишком личный вопрос, Зоя.
– Я не очень люблю рассказывать о себе, – ответила она, – но скажу вам – я от него ушла сама, убежала. И все потому, что он начал копаться в моем прошлом. Но причина даже не в этом. Он… В общем, он меня предал…
– Предательство ужасно по своей природе, – аккуратно произнес я, – но не будем о грустном – кажется, я вижу среди ветвей чудесную незанятую беседку! Давайте присядем там, а то у меня разыгралась жажда, а вы обещали мне легенду о белке…
– Да! Легенда! – Казалось, ее обрадовала смена разговора. – Идемте! До смерти хочу шампанского!
Из ущелья дул легкий ветерок, и я легко разжег пучок хвороста, который насобирал вокруг. Положив туда пару толстых веток, я снял с пояса свой походный нож и пожарил на нем сосиски, чем привел Анджелу в полный восторг, так как она собиралась есть их так.