Сержант. Назад в СССР. Книга 4

Честно говоря, даже я был поражен. Конечно, ранее я видел нечто подобное. Хан использовал какую-то лютую смесь всего сразу, тут и ушу и древнее джиу-джитсу, тут и айкидо и даже блоки от вин-чун. Конечно, совместить все сразу это сложно. Это реально сложно. А при всем при этом еще и двигаться нужно быстро. Хан двигался. Конечно, с точки зрения профессионала его технику оценить было сложно.

Но нам он навалял. В легкую.

Он нас учил. Правда, таких занятий было мало. Первое — вводное. Чтобы дать нам понять — учиться, учиться и еще раз учиться, независимо от имеющихся навыков. Шандырханов преподавал основы рукопашного боя и самбо.

Так и шло изо дня в день, каждый был похож на предыдущий. Иногда мы теряли счёт времени, забывая, что за день недели.

Шесть часов на сон, остальное время пахать как конь. Ну и перерывы на прием пищи. Во время бега были постоянные внезапные вводные. То засада, то обстрел, то опасность снайперского огня. То условно раненого тащить двадцать километров на горбу, меняясь с остальными… Соответственно и «рваный» бег у нас был чуть ли не постоянно.

По лестнице в казарме, по коридору, даже по комнате между кроватями, мы передвигались так, будто все заминировано. Стрельбы каждый день, как в тире, так и на учебно-стрелковом полигоне. А то и в полях. Сначала стреляли только из АК-74, потом добавился пулемет Калашникова, СВД, даже РПГ. Земли тут обширные, пустые. Никто не мешал.

Ко всему этому постепенно добавлялась все больше и больше тактико-специальной подготовки, больше занятий по взрывному и саперному делу, чему Паша Корнеев был очень рад. Он показывал блестящие результаты, я в этом плане отставал, хотя и не сильно. Медицина тоже была в ходу — каждый должен был уметь оказать не только первую помощь при ранении, но и суметь вернуть бойца в строй, хотя бы ненадолго.

Гуманность тут была занижена. Кому-то это может показаться ерундой, но так и есть. Никаких поблажек, либо ты тут, либо дуй обратно и тебя заменят лучшим кандидатом. Это нам вдалбливали каждый день, и это работало. Когда кто-то не тянул, остальные мотивировали. И это тоже работало. Первый месяц все было особенно тяжко.

По окончании тренировочного дня, мы падали на кровати чуть ли не замертво. Особенно первые дни. Казалось, болело все. Каждый сантиметр тела, каждая клеточка. А на утро, скрипя зубами и суставами, все начиналось вновь. Как же тяжело было сползать с кровати, когда все тело упорно сопротивлялось командам мозга. Нас учили это подавлять.

Конечно же, одной психологией и мотивацией тут не обойтись. Нас дополнительно заряжали ударными дозами витаминов и минералов, чтобы организму было проще восстанавливаться.

Так прошел месяц. Пролетел новый год, который мы встретили лежа в грязи, выжидая удачного момента, чтобы напасть на учебного противника. А вместо поздравлений был трехэтажный мат майора Карева, который мы уже воспринимали как музыку…

А двадцать пятого января, вошедший в комнату кэп Игнатьев произнес:

— Завтра у нас будут «скачки»…

Глава 5

Скачки

«Скачки», это своего рода — экзамен.

А проводится он с целью выяснить, что и насколько хорошо группа усвоила за прошедший месяц и как поведет себя в сложной обстановке. Обычно, такой экзамен проводится через три или шесть месяцев после начала обучения.

Однако в нашем случае, первые испытания наступили как-то слишком уж быстро и должны быть упрощенными. В теории.

— И как они будут проходить? — спросил Корнеев у Игнатьева.

— Ну-у… Точно не знаю, но скорее всего, нас высадят вертолетом где-то километров за сто отсюда, дадут карту и немного времени. Цель простая — добраться до определенной точки за время. А чтобы никто не расслаблялся, нас будут гнать вперед. Если кто-то выдохнется, все начнется по новой.

— Что, как добычу? — насмешливо уточнил Иванов.

— Именно так! И ничего смешного тут нет… — вид у нашего капитана был серьезным. Лишь он один представлял, что именно нам уготовано. Ну и я тоже.

Кстати, так уж получилось, что в процессе учебы у нас появились рабочие псевдонимы. Игнатьев незаметно стал «кэпом» — сокращение от воинского звания. Хорева Паша звал его «медициной». Иванов стал «Урду» — переводчик же… Меня, что было вполне очевидно, называли Гром. Смирнов и Самарин прозвищ не получили. Пока не приросло. Артемова, как радиста, окрестили просто — «Герц». А сам Корнеев стал «Шутом». Вернее, он и был им. Тут сыграл роль его не всегда уместный юмор, а заодно и отношение к стрельбе. Донт щут!

Конечно, отчасти это выглядело несколько смешно и, возможно, даже немного по-детски. Однако так куда лучше, чем просто по номерам. Первый, второй, третий номер. Очень быстро все привыкли — это было удобно. Так мы быстрее притирались друг к другу. Вместо того чтобы кричать Корнееву о том, чтобы тот занял позицию и снял условного часового, все сокращалось условными жестами, знаками и короткими обращениями.