Сесиль. Амори. Фернанда

— Я в восторге, это намного превышает то, на что я надеялась. Теперь, дорогой друг, выслушайте мои последние указания. Вот список вещей, которые я желаю получить; вы видите, кроме спальни в полном виде, какую я хочу иметь там: кровать, картины, драпировки и мебель, — словом, всю, какая она есть, я прошу у вас мое фортепьяно, мои ноты, книги, ящик с красками, мольберт, мои статуэтки и эскизы.

— А со всем остальным что нам делать?

— Подождите. Вот ключ от моего столика розового дерева, которым вы всегда восторгались — с этого момента он принадлежит вам; во втором ящике вы найдете мои драгоценности и бриллианты, продайте их самому честному ювелиру, какого только знаете. Говорю вам это потому, что теперь он обворует не меня, а бедняков моего прихода, которым предназначается выручка от этой продажи.

Нотариус поклонился.

— А другая мебель? — спросил он.

— Тоже продайте, но не на торгах, а всю целиком — Монбро и Гансбергу, у которых я почти все и купила. С этого дохода вы возьмете годовое жалованье для всех моих слуг и вручите им от моего имени.

— Очень хорошо, а остальное?

— Остальное вложите куда-нибудь. Что же касается моего гардероба, то все без исключения принадлежит моим горничным. Для света я отныне мертва. Женщины, которую вы знали, — продолжала Фернанда, заметив удивление нотариуса, — больше не существует, но на смену ей пришла другая; она отвергает ее дурные помыслы и наследует все ее добрые чувства, и поверьте, она никогда не забудет вашего доброжелательного отношения. А теперь, верно, мне следует оставить вам что-то вроде доверенности, полномочий, словом, какую-то бумагу?

— Разумеется, — сказал нотариус. — Но, — продолжал он, не в силах полностью избавиться от сомнения, — возможно, вы передумаете и не разумнее ли будет подождать?

— Вы хотите, чтобы я подвергла себя испытанию, — хорошо, тем лучше. Дайте мне незаполненную доверенность;

сегодня восьмое мая, через полтора месяца вы ее получите. Вы довольны? А теперь раздобудьте- мне пять или шесть тысяч франков золотом, пошлите за почтовыми лошадьми вот с этим паспортом — он еще не кончился, — пускай возьмут по дороге у моего мастера дорожную коляску и ждут у вашей двери.

Нотариус собрался было что-то возразить по поводу столь спешного отъезда, но Фернанда продолжала:

— В Париже можно найти все что угодно и когда угодно: отдайте распоряжения, прошу вас; я знаю, вы достаточно хорошо ко мне относитесь, чтобы простить мне такое обращение с вами.

Нотариус не возразил более ни слова; его камердинеру, человеку неболтливому и сообразительному, было дано задание выполнить все поручения; затем нотариус сел возле своей прекрасной клиентки и, глядя на нее с ласковым состраданием, спросил:

— Что произошло, бедный мой друг?

— Что произошло? — повторила Фернанда. — То, что рано или поздно должно было произойти при моем характере, ведь вам он известен. Сильное потрясение породило в моей душе твердую решимость. Вы прекрасно знаете, мой друг, что я всегда мечтала жить независимой, размеренной жизнью, — так вот, время это настало. Еще вчера я была погружена во мрак, и вдруг сверкнула молния, озарив более счастливые для меня времена; я вспомнила, какой я была и какой должна стать, решение мое было принято и приведено в исполнение без промедлений, и каким бы странным и неожиданным оно ни казалось, оно окончательно и бесповоротно; вы видите, я спокойна и почти счастлива. Что ж, если, чему я, впрочем, не верю, меня одолеет скука, я вернусь в ваш огромный город искать дозволенных развлечений и уподоблюсь мужчине зрелому и рассудительному, ибо мне не суждено вкусить счастья брака и радостей материнства; это единственно возможный для меня выход — ни слова на сей счет, мой друг; может статься, что какой-нибудь мужчина, достаточно безрассудный, пожелает жениться на мне; я буду соблюдать осторожность и никогда не приму такого рода предложения; не следует забывать, что в один прекрасный день кто-то может заставить покраснеть моих детей напоминанием о том, кем была их мать.

Ее белая рука с тонкими пальцами коснулась слегка дрожавшей руки нотариуса.

— Ну что же, — сказала Фернанда, — поддержите меня в моих добрых начинаниях, вы ведь не раз слышали, как я развивала эту теорию?

— Да, — согласился он, — но я никогда не думал, что вы приведете ее в исполнение.

— Вы были вчера в Опере? — спросила Фернанда, изменив внезапно не только тему разговора, но и тон, и манеру поведения. — Что там говорили?

— Там заметили ваше отсутствие.

— В самом деле? Что же тогда скажут завтра? Что я уехала в Лондон или в Санкт-Петербург? Пускай говорят, мой друг, и не забудьте, что я доверила вам свой секрет, полагаясь на вашу честность; пускай говорят что хотят, ну а вы, если соскучитесь без вашей старинной приятельницы, если завещания и брачные контракты дадут вам передышку хотя бы на неделю, приезжайте в мою пустынь.

— Фернанда! Фернанда! Боюсь, вас ждут печальные разочарования.