Сесиль Родс и его время

Но к назначенной дате уже выяснилось, что заговор подготовлен плохо. Оружия в Йоханнесбург переправили куда меньше, чем намечали. Среди ойтландеров никак не могли найти доброхотов, которые, даже и за щедрую плату, взялись бы напасть на бурские арсеналы. Утечка информации привела к тому, что подготовка заговора перестала быть секретом. О ней проговаривались даже в кейптаунских и лондонских газетах. А у самого Джемсона под ружьем оказалось лишь шестьсот человек вместо намеченных тысячи пятисот.

К 26 декабря заговорщики в Трансваале изменили план действий. Национальный союз Трансвааля подготовил новую петицию о реформах и решил предъявить ее Крюгеру 6 января. Так что восстание, намеченное на 28 декабря, откладывалось на неопределенный срок, если не отменялось вовсе. Заговорщики сделали все, чтобы предупредить Джемсона и сообщить ему, что он не должен переходить границу. К Джемсону были посланы два офицера, а Хеммонд дал ему телеграмму.

Но Джемсон, как известно, слушался лишь одного человека — Родса. Зная это, Фрэнк Родс отправил телеграмму своему брату, а Чарлз Леонард сам приехал к нему в Кейптаун.

Больше того, Чемберлен телеграфировал Родсу 27 декабря, чтобы Джемсон не выступал, если не будет восстания в Йоханнесбурге.

Но Родс не остановил Джемсона. Почему? Вера в слепую удачу, в свою звезду, в то, что авось повезет? Слишком велик был для него соблазн. И надежда, что этих, черт бы их побрал, непрестанно колеблющихся заговорщиков появление Джемсона в Трансваале все-таки заставит поднять мятеж — терять-то им будет уже нечего!

Во всяком случае от Родса, за подписью Р. Харриса, его ближайшего помощника, ежедневно, 26, 27 и 28 декабря, Джемсон получал депеши одного и того же содержания: стойко держаться принятых решений.

И 28-го, в последний день, Джемсон телеграфировал Харрису, что он со своими солдатами выступает, если только не получит противоположного приказа немедленно. Такого приказа не поступило.

Правда, 29 декабря Родс все же послал Джемсону еще одну телеграмму. Но она была отправлена так поздно, что Джемсон уже не мог ее получить, а составлена так двусмысленно, что, даже получив ее, Джемсон вряд ли мог бы увидеть в ней приказ об отмене выступления. Эта депеша могла иметь только одну цель: в случае провала всего заговора дать хоть какое-то алиби самому Родсу. Да и то только при очень пристрастном прочтении ее текста.

Подлинное желание Родса Джемсон, конечно, понимал, и не только по телеграммам. Эти люди прекрасно знали друг друга. Но сам-то Джемсон — была ведь у него и своя голова на плечах! Если он знал, что восстание в Йоханнесбурге отменено и что у него самого сил в три раза меньше, чем требовалось, — как же он все-таки решился?

Во-первых, должно быть, явно недооценивал противника — буров. Во-вторых, переоценивал роль внезапности своего набега и еще больше — пулеметы «максим». Он видел их действие в битвах с ндебелами, знал, что у буров этого оружия нет, и говорил:

— Вы не представляете себе пулеметов «максим». Я создам мертвую зону на милю с каждой стороны своей колонны, и ни один бур не останется там в живых.

Ну и главное, конечно, авантюризм Джемсона. Может быть, важнейшая черта его характера.

А дальше… Буры выбрали позиции, где от пулеметов было мало проку. Мятеж в Йоханнесбурге, на мгновение разгоревшись с вестью о вторжении Джемсона, сразу же погас…

Сам Родс, может быть, понял, что все кончено, буквально сразу же, как только осознал, что события начались и от него уже ничего не зависит. Что он пропустил последний шанс.

Если бы он умел больше видеть со стороны и себя и свои поступки, то, наверно, вспомнил бы слова, приписываемые Талейрану.

— Если делаешь подлость, так уж непременно постарайся, чего бы тебе ни стоило, чтобы она удалась: помни, что подлостей неудавшихся люди ни за что не простят!

Но Родс, судя по его характеру, не считал этот поступок подлостью.

Какова была реакция Родса на весть о том, что Джемсон перешел границу Трансвааля? Вот свидетельство Уильяма Шрейнера, одного из капских министров. В понедельник, 30 декабря, он пришел к Родсу с этой вестью. «Я увидел совершенно иного человека, совсем не такого, каким я его знал раньше. Он выглядел необычайно подавленным. Прежде чем я начал говорить, он сказал:

— Да, да, это правда. Старина Джемсон опрокинул мою тележку с яблоками».

Должно быть, он понимал или, скорее, чувствовал, что его политическая карьера надломлена, если не рухнула вообще. А всего лишь несколько часов назад все еще зависело от него…

По впечатлению Шрейнера, «мистер Родс был совершенно подавлен. Он был просто раздавлен… Его дух был сломлен…» А ведь у него под ударом оказалась только политическая карьера. Не было угрозы даже его миллионам, не говоря уже о жизни. Куда хуже обернулось для тех, кого он втянул во все это. И не только для тех, кого буры убили в бою.