Сестра

Ну, не так уж много она мне пока предлагала. Точнее говоря, эта страховка при плавании была ее первым предложением. А Роберт сказал: „Ей и раньше не очень нравилось в воде“.

„Не понимаю“, — откликнулась она и так засучила ногами, что я слышала, как брызжет вода. „Если бы у меня в подвале был бассейн, ты б должен был меня оттуда выколачивать“.

Почему же тогда она сидела на борту? Я не очень верила, что Роберт ее оттуда „выколотил“. После секундного молчания она продолжала: „В том-то и дело, что это не только ее отказ, это-то я могу еще представить; если бы у меня была только одна рука, наверное, я бы тоже боялась“.

У меня были две руки, и я надеялась, что Роберт обратит на это ее внимание. Но она еще не закончила.

„Ты не заметил, как она всегда на меня смотрит? Иногда у меня такое чувство, что она хочет просверлить мне голову“.

Если бы я только могла, непременно бы это сделала. Снова я слышала всплески в воде. Роберт не производил шума, он держался при помощи экономных движений на одном месте напротив нее. Я медленно подошла ближе к двери и могла его видеть — его спину, затылок и его руки, сразу под поверхностью воды. И ее — в профиль. Голову она держала опущенной и рисовала ногами круги на воде. Это был удивительно красивый жест смущения, придававший соответствующий вес последующим словам.

„Тут есть еще кое-что, Роберт. Мне очень неловко тебе это говорить, но я думаю, что она рылась в моих вещах“.

Это была неслыханная наглость! Я не рылась. Ее чемодан я вообще не трогала, только быстро поискала фотографию в ее сумочке. Я хотела еще раз ее под лупой рассмотреть, чтобы удостовериться, что на ней было колье, подаренное Робертом.

Но я не нашла фотографию — ни эту, ни другую. Хитрая стерва, вероятно, сообразила, какую ошибку она сделала. А может быть, Роберт, в своей доверчивости, рассказал ей даже о моем предположении.

Я ждала, что он энергично поставит ее на место. Что он скажет, по меньшей мере, что она должна ошибаться, мне бы никогда не пришла в голову мысль рыться в вещах наших гостей. Но вместо того, чтобы это сделать, он спросил: „Ты уверена?“

Тогда я поняла, что мне предстояла жестокая борьба, если я хотела открыть ему глаза.

Я проиграла эту борьбу и потеряла моего брата. Роберт все же понял, только, к сожалению, поздно, слишком поздно… Он ее просто недооценил, не видел ее беззастенчивости, не принимал в расчет ее хладнокровности. Она и вправду не затратила на него много времени.

Третья глава

Это было ужасное чувство — лежать, ломать себе голову и знать, что теперь я была одна, действительно и окончательно одна. А Изабель праздновала свой триумф — вместе со своим братом. Я могла бы их на месте прикончить — обоих. Если бы только я была в состоянии подняться по лестнице, но я даже не могла встать с софы.

Только под вечер я справилась с тем, чтобы дойти до туалета. В зале я заметила, что полиция опечатала кабинет Роберта. Это было анекдотом, абсурдом это было, и я не могла себе этого объяснить. Волберт не мог быть настолько глупым. С другой стороны, разве могла я знать, чего ему еще понарассказывала Изабель, после того, как я потеряла сознание?

Может быть, он также, как и Роберт, попался на ее уловку, которого вначале тоже не могли убедить возмутительные факты. А я собрала целую массу возмутительных фактов.

После тех выходных в феврале, когда мне пришлось убедиться, насколько Роберт уже подпал под ее влияние, я наняла частного детектива. Я надеялась образумить Роберта при помощи подходящего материала. Уже через два дня я получила по телефону первый отчет, от которого у меня перехватило дыхание.

Я правильно идентифицировала ее ногти. Изабель Торховен была „девочкой в баре“, так называемой Animierdame.[4]

Она работала в одном ночном клубе второсортной репутации. И при этом она собиралась от трех капель коньяка потерять тормоза? Как могла она потерять что-то, чем она никогда не владела?

Детектив разузнал еще больше за эти два дня. В том числе, что уже некоторое время у нее была любовная связь с одним из гостей. Это была не простая интрижка. Она была на содержании у этого мужчины, правда не оставляя, при этом, работу. По описанию судя, речь должна была идти о темноволосом мужчине с фотографии.

Я хотела уже вздохнуть с облегчением. Однако, несколькими днями позже, детектив положил передо мной снимки, на которых был запечатлен Роберт рядом с Изабель — перед ее квартирой и в ночном клубе. К этому времени он часто ездил во Франкфурт, по меньшей мере, дважды в неделю. И обычно он оставался там на ночь.

Потом я лежала в постели и сходила с ума от болей.

На следующее утро я поехала к Пилю вымаливать клирадон. После доброжелательной нотации, мне сунули в руки рецепт на другое, неэффективное лекарство, а на прощание снова дали совет, что я должна освободиться от Роберта, что я должна его отпустить и предоставить жить собственной жизнью.