Опершись о борт, Ибн аль-Хади молча смотрел, как вдоль борта струится вода, чередой набегают и уносятся назад мелкие волны. Тревожные думы, казалось, тонули в глубине реки, куда не мог проникнуть взгляд.
— Я знаю, что Бармекидов поругивают и даже очень, — продолжал шейх Исмаил, поглядывая на юношу. — Но кто? Продажные людишки, вроде аль-Фадля ибн ар-Рабиа. Не они ли сбили тебя с толку? К их словам нельзя относиться серьезно. Ради личной выгоды они готовы болтать что угодно.
Ибн аль-Хади выпрямился. Чувство ненависти к персам, несмотря на все их достоинства, против которых он ничего не мог возразить, не притуплялось.
— Уж не считаешь ли ты, мой наставник, что Бармекиды — добрые джинны, сошедшие к нам с небес? — спросил он язвительно. — О, это они, мерзкие, как моча кастратов, отправили отца на тот свет, лишили меня халифата!
— У тебя, сын мой, нет точного доказательства, — пытаясь охладить юношеский пыл, проговорил шейх Исмаил. — Насколько я знаю, никто не утверждает, что Яхья ибн Халид убил твоего отца или принимал участие в убийстве. Мне это тоже неизвестно.
— А я вот не сомневаюсь! — воскликнул юноша. — Не случайно отец скончался не раньше и не позже, а сразу же после того, как подписал этот дьявольский документ и без всяких условий назначил престолонаследником Харуна ар-Рашида. Случайное совпадение? Нет, мой наставник, это косвенное доказательство! Ну, а дальше совсем просто. Став халифом, уважаемый дядюшка позаботился о новом престолонаследнике и вместо меня назначил своего сына, развратника аль-Амина. Затем, как всегда, вмешался Джаафар ибн Яхья, и вторым наследником престола стал аль-Мамун, сын рабыни, персиянки! А я? Я остался ни с чем. О, аллах, если бы мне удалось…
— Сын мой, твои слова не согласуются с твоими поступками, — степенно возразил шейх Исмаил. — Ты поносишь аль-Амина, называешь развратником, а сам вовсю веселишься на его пирушках. Говори первое, но уже тогда не делай второго; а если развлекаешься с ним, то не ругай того, кто тебя принимает.
Ну да это не главное. Насколько я понял, ты жаждешь вернуть отнятые у тебя права. Позволь спросить, на что ты рассчитываешь? Твой дядюшка халиф. У него войско, множество приверженцев, его поддерживают хашимиты. Если только он узнает о твоих притязаниях на престол, тебе несдобровать. В гневе Харун ар-Рашид беспощаден. Он велит четвертовать бунтовщика, и вместо погребения кусочки мяса разбросают в пустыне. Или на тебя натянут шерстяное платье, смоченное мочой верблюда, и выставят на солнцепек.
Я, как обещал, буду хранить тайну. Но смотри, будь осторожен! Откажись, сын мой, от бесплодных мальчишеских мечтаний. Если дело коснется целости и могущества халифата, я принесу тебя в жертву, как бы мне ни было горько.
— Мой наставник, не обращайся со мной, как с ребенком! — воскликнул Ибн аль-Хади, едва подавляя дрожь, пробежавшую по телу. — Я и не думаю бороться против дядюшки. Упаси аллах! Это было бы безумием! Пусть престол, как и объявлено, наследует аль-Амин, я не возражаю: долго на троне ему не удержаться, слишком уж он бестолковый. Но затем халифом станет аль-Мамун. Признаю, сын недавней рабыни осторожен и мудр. Но хашимиты против него. Если ему не поможет Джаафар ибн Яхья, аль-Мамуну тоже не усидеть на престоле. Вот видишь, мне мешает только визирь и никто другой. Вполне вероятно, что и сам он захочет стать халифом. Верно ведь, а? О, проклятый, он должен быть уничтожен!
Ты говоришь, мой наставник, что нет улик, доказывающих убийство отца. Отложим этот разговор. Есть другое злодеяние, есть другие улики. Я имею в виду то, как разбогатели Бармекиды. Ты вот печешься о благе халифата, а сам не замечаешь, что вольноотпущенник обкрадывает нас! Его личные доходы почти равны доходам государства. Мне рассказывал Сахль ибн Харун, ему-то все известно, недаром он возглавляет диван казны. Вот точные цифры, я помню их наизусть: ежегодно от восточных до западных границ халифата в виде налогов поступает около четырехсот миллионов дирхемов, примерно, значит, двадцать семь миллионов динаров, а ежегодный доход Бармекидов превышает двадцать миллионов динаров[17]
. Разве это не преступление? Да еще какое! А что, спрашивается, получаем мы, хашимиты? Милостыню, выдаваемую на развлечения да на покупку рабынь. Мне стыдно сравнивать нашу нищету с тем изобилием, которое царит у Бармекидов. Даже перед воротами замка Вечности не спешивается столько всадников, сколько перед дворцом Джаафара ибн Яхьи. Позор! Иногда мне становится страшно; все это должно плохо кончиться.Глава XXXII
СМЕЛЫЙ ЗАМЫСЕЛ
Будучи хорошо осведомленным о состоянии дел казны, шейх Исмаил не мог не согласиться с цифрами, которые привел Ибн аль-Хади — они были ему известны, — но старцу казалось, что непомерно разросшееся богатство Бармекидов — для халифата нечто вроде легкого недомогания: ну не смешно ли предполагать, что оно перерастет в серьезную болезнь? Деньги, в чьих бы руках они ни находились, лишь увеличивают могущество государства.