— Добро пожаловать, шейх Исмаил, да будет милостив к тебе аллах! Осчастливь нас своим присутствием. Старейшина хашимитов — желанный гость Бармекидов. Ты прибыл, невзирая на почтенные годы, и мы благодарны тебе за это. Ты оказал большую честь опальному визирю, — проговорил он, усаживая старца на почетное место, и добавил: — К сожалению, сегодняшняя встреча отмечена в небе неблагоприятной звездой, а в наших сердцах — грустными чувствами. Это последняя встреча. Завтра я покидаю Столицу мира.
Несколько минут они говорили о горечи расставания, вспоминали сделанные друг другу услуги. Заметив, что шейх Исмаил искоса поглядывает на рабов, Джаафар ибн Яхья подал им знак удалиться.
— Поздравляю тебя, Бармекид! — Откинувшись на спинку кресла, старец разгладил бороду. — Большой подарок сделал тебе халиф. Хорасанский вилайет богат и велик. Такое подношение Хатима достойно! А ты человек благородный! Не хочешь ли отблагодарить халифа? Подарил бы ты его сыну, аль-Амину, несколько селений, из тех, что возле Багдада, ну хотя бы по дороге в Дяджиль! Они тебе не очень-то и нужны. Такой подарок возвысил бы тебя в глазах эмира правоверных.
Джаафар ибн Яхья медлил с ответом. Он раздумывал. Похоже на то, что старец прибыл с поручением от халифа… Халиф идет на попятную, ищет примирения! Превосходно! Но тогда надо оставаться в Багдаде, а это грозит катастрофой. Эх, если бы не дети, если бы не возможное раскрытие тайны! Нет, на примирение идти нельзя.
Он нахмурил брови и проговорил, сам удивляясь своей резкости, впрочем, объясняя ее тем, что слишком многое наболело на душе за эти годы.
— Все, что ел и пил твой племянник, уважаемый шейх, добыто моими стараниями, и ты это прекрасно знаешь. Все, чем богат, могуществен и славен халифат, создано усердием Бармекидов, и ты это тоже знаешь. Но скажи, где благодарность? Халиф высылает меня из Багдада. Пусть будет так. Я повинуюсь. Вдобавок он хочет еще получить то, что мною оставлено родственникам. Оставлено, правда, достаточно. Но халифу я не подарю ни одного селения, даже самого бедного. Не заикайся об этом, а то как бы не случилось размолвки между нами. Вот мое последнее слово!
Больше шейху Исмаилу делать в Шемассийском дворце было нечего. Он встал и распрощался. Ему вдруг показалось, что напрасно он посетил Джаафара ибн Яхью. Обычно тот прислушивался к словам старейшего хашимита. Исмаил ибн Яхья надеялся, что так будет и сегодня. Но аллах не захотел этого. Как бы еще халиф не подумал, что старец хотел выдать его секреты!
Едва только почтенный шейх покинул Небесную гостиную, как Джаафар ибн Яхья пожалел о сказанных словах — слишком они были обидные! Что, если шейх Исмаил передаст их эмиру правоверных?!
— Нужно бежать! Как можно скорей… — прошептал он, хлопая в ладоши, и когда явился Хомдан, приказал ему отправиться во дворец Аббасы.
— Понял, что передать госпоже? — спросил он, закончив отдавать распоряжения. — На этот раз передашь устно.
— Понял, мой благодетель, все понял!
Глава LIII
АББАСА И ЕЕ СЛУГА УРДЖУАН
Аббаса мечтала о спокойной жизни в тихой хорасанской долине: муж рядом, дети тоже, и больше никого… Мечты и желания, как далеки они от исполнения, как обволакивают они душу и бередят раны! «Что, если брат узнает о Хасане и Хусейне? — в тревоге спрашивала она себя, возвращаясь к миру действительности. Навязчивые мысли о последствиях раскрытия тайны приводили в ужас. — Упаси аллах, брат придет в неистовство. Тогда никому несдобровать».
Аббаса стала мнительной. Два человека не могли побеседовать вполголоса, чтобы она не заподозрила, будто они договариваются схватить ее и отправить в темницу; если ко дворцу двигался отряд всадников, была уверена — отряд послан за ней.
Успокоить госпожу умела одна Атба; служанка находила нужные слова, подбадривала:
— Халиф милостиво принял визиря (Абуль Атахия молчит, сейида!), меджлис утвердил Джаафара ибн Яхью наместником Хорасана (наконец-то мы дождались!); говорят, в Шемассийском дворце идут сборы к отъезду… На улицах людно, будто большой праздник.
Сидя с Атбой на террасе, Аббаса деланно улыбалась. Радости она не ощущала, чувства ее притупились. Перегнувшись через перила, смотрела на дорогу. К чему ей праздник? Что толку в решениях меджлиса? От визиря третий день нет весточки. Не забыл ли он свою Аббасу?..
В сторону Нахравана то и дело проезжали всадники. Вдруг она заметила, что к дворцу направляется человек в одежде хорасанского гонца. Она пригляделась и узнала — Хомдан! И тотчас послала Атбу навстречу:
— У него послание визиря! Ступай скорей!
Вцепившись в перила, следила за служанкой. Вот Атба спустилась вниз, проскользнула за ограду, бежит по дороге. Вот они встретились. Но что это?! Хомдан ничего не передает. Никакого послания! Что случилось?! Они разговаривают, вместе идут к дворцу… Ах!
Опомнившись, Аббаса увидела склоненную над собой Атбу, рядом хлопотал Хомдан, услышала его голос, хрипловатый и надтреснутый:
— Не изволь беспокоиться, сейида, тебе никакая беда не угрожает.
Откуда ему знать, что она волнуется не за себя!