Сестра моя — смерть

— Обнулить кое-какие счета, — лаконично ответил таинственный незнакомец.

— Но я же не программист, не операционист, я банкир! Я во всех компьютерных делах не разбираюсь!

— Я разбираюсь, — ответил незнакомец с прежним лаконизмом.

Он забегал пальцами по клавиатуре, и очень скоро Успенский понял, что его незваный гость открывает доступ к счетам тайного фонда, на средства которого Успенский финансировал националистические группировки и их боевые организации.

— Вам это не сойдет с рук! — прошипел он в бессильной злобе.

— Хорошо, хорошо, — отмахнулся незнакомец, — а теперь наберите ваш личный код доступа. И смотрите, не ошибитесь, а то я могу рассердиться.

Он подкрепил свои слова легким, но очень болезненным ударом по ключице. Успенский понял всю бессмысленность сопротивления и набрал личный пароль. После этого он безнадежно наблюдал, как огромные деньги с тайных счетов утекают, как песок между пальцев.

Больше всего его разозлило то, куда его ночной гость перевел деньги: на счета трех детских больниц и двух детских домов…

— Ну, сволочь, ты еще и издеваешься! — бормотал Успенский. — Ничего. Я тебя достану, из-под земли достану…

Мужчина в темных очках закончил перевод денег и повернулся к банкиру.

— Я так понимаю, — начал он, — что вы сейчас обдумываете планы страшной мести. Ну так вот: ничего этого не будет. Вы уже знаете, что все ваши сторонники, как в Москве, так и здесь, в Петербурге, погибли. Вас пощадили из-за больших денег. Но теперь состояние ваше сильно пошатнулось, а стало быть, вы уже меньше нужны той силе, что расправилась с националами. Обзаводиться новыми связями небезопасно и долго, и имейте в виду: я и те, кто за мной стоят, будут следить за вами и снова успеют вас вовремя остановить. Конечно, проще всего было бы вас ликвидировать, но это не в моих правилах.

С этими словами мужчина привязал Успенского к креслу и заклеил рот пластырем.

Затем он достал из кармана дискету, вставил ее в дисковод компьютера и улыбнулся:

— А это — маленький прощальный подарок от фирмы!

Успенский с омерзением наблюдал, как выпущенный гостем вирус планомерно уничтожает всю банковскую компьютерную сеть, включая все базы данных и архивы. Затем, когда черное дело было завершено, на экране появился утенок Дональд, который начал кувыркаться и закрашивать экран в разные цвета…

Картинку эту Успенскому пришлось наблюдать до самого утра, когда его наконец освободила пришедшая на работу секретарша.

* * *

Майор Барабанов и без того жил в постоянном страхе, а с тех пор, как в положенный день он не получил своего привычного туго набитого деньгами конверта, жизнь его превратилась в сплошной кошмар. Когда деньги не появились в тайнике, он, понятное дело, позвонил тому человеку — но мобильник был отключен. Майор затосковал. Отсутствие денег само по себе ужасно — он уже успел привыкнуть к некоторым приятным вещам, завел ряд дорогостоящих привычек.., и как-то так получалось, что отложить ничего не удавалось, денег и так все время не хватало, а когда ежемесячная порция приятно шуршащих купюр не появилась, то Барабанов почувствовал ледяное дыхание нищеты. Конечно, другие люди посчитали бы, что он и так получает неплохие деньги, но эти другие вызывали у него глубокое презрение.

Но отсутствие денег — это одно, а то, что пропал сам податель благ, сам хозяин, — это смертельно испугало майора. Что там стряслось? Не попался ли хозяин… Кому он попался, в чьи руки — об этом майор боялся даже думать, но если попался хозяин, то самому майору грозит нечто ужасное…

«А что я делал? — думал Барабанов. — Ну направил двух-трех призывников в подозрительную часть… Ну, положим, не двух-трех, и части этой как будто и не существует, но я-то об этом мог и не знать… Ну, допустим, призывники пропадали из всех архивов, из всех компьютерных файлов — но ведь это такая мелочь… А то, что кто-то из этих призывников и на самом деле пропал, исчез, как будто и не было их никогда, так при чем здесь я, скромный сотрудник горвоенкомата? Я знать не знаю, что там у них творится, в этом лагере…»

Такие мысли посещали майора Барабанова по три раза на дню — а чаще у него в голове мысли и не заводились.

Да черт бы с ними, с мыслями, хуже было то, что стоило майору заснуть, как появлялась перед ним Мария Кондратьевна Никандрова в бедном своем пальтишке, в поношенной кофточке и с сумкой гостинцев в руке… «Где мой Юрочка? — говорила во сне эта Никандрова. — Мне бы только Юрочку повидать, гостинцев ему передать!»

Майор пытался во сне объяснить этой некультурной женщине, что мертвым гостинцы без надобности, а Мария Кондратьевна все говорила, что в сумке у нее гостинцы специально для мертвых, и тянулась сумку свою раскрытую майору показать.

«Я-то не мертвый еще! — кричал во сне Барабанов. — Не нужны мне твои гостинцы дурацкие!»

«Мертвый, мертвый!» — эхом отвечала ему Никандрова, и от этих ее слов майор просыпался в липком поту смертельного страха.