Мне было жаль этого здоровяка. Я вполне разделяла его боль от ухода госпожи Жанны, поэтому просто предложила:
-- Позвольте, ваше сиятельство, я сегодня поухаживаю за вами и мужем?
-- Очень… -- похоже, у графа перехватило горло, и он, тяжело сглотнув, закончил: – Очень буду благодарен вам за любезность, баронесса.
Я нарезала ростбиф, разложила мужчинам по тарелкам, добавив немного гарнира. Рольфу, как и себе, положила картофель, а граф предпочел отварную фасоль и порезанную крупными ломтями морковь. Первые несколько минут ели молча. Мне показалось, что граф изрядно голоден. Думаю, в эти дни он нормально питался только тогда, когда садился за общий стол. Наконец он тяжело вздохнул и, не глядя нам в глаза, произнес:
-- Моя мать умерла не от простуды. Да, она болела, и довольно сильно. Но уже пошла на поправку и начала вставать. Ночью, когда ей захотелось пить, она не смогла дозваться свою горничную. Сюзетта понесла грязное белье в прачечную и прихватила с собой кувшин, чтобы на обратном пути захватить с кухни свежее питье. Мама чувствовала себя достаточно хорошо и решила сама пройти до кухни…
Я в тот вечер не мог уснуть и решил пойти посмотреть, как она там. В синюю гостиную мы вошли оба одновременно, только с разных сторон. Мама со стороны своих комнат, а я в ту дверь, что расположена на противоположной стене. И мою жену с менестрелем мы тоже увидели одновременно…
Я сидела, глядя прямо в стол и боясь поднять взгляд на графа. Мне видно было только тарелки на столе, локоть моего мужа и массивную красноватую кисть графа, которая, машинально сжавшись в кулак, захватила кусок скатерти…
-- Шею этому слизняку я свернул там же… Но матушка начала хвататься за сердце и задыхаться… Я отнес ее в спальню и кликнул слугам привести лекаря… Как только она пришла в себя, она потребовала свое завещание и свидетелей. И как я ни умолял ее отложить это занятие, не соглашалась отложить на потом. Отсюда и возник этот пункт с разделенными пополам драгоценностями. Матушка не могла завещать… вычеркнуть совсем эту… мою жену из завещания, но уменьшила ее наследство до минимума… Она взяла с меня клятву, что я не буду устраивать процедуру развода и просить короля и церковников о помощи. Сперва мне казалось, что она оправится, но все эти волнения добили ее. Она прожила еще двое суток. На второй день речь стала невнятной, и с каждой минутой говорить она могла все хуже и хуже…
Я не сразу поняла, почему графиня потребовала у собственного сына, которого, несомненно, горячо любила, такую странную и тяжелую клятву. А вот Рольф догадался сразу:
-- Дети? – муж мой говорил тихо, не столько спрашивая, сколько утверждая.
-- Да… Матушка боялась, что скандал бросит тень на них. Сперва я был так зол и взбешен, что отказывался. Но потом понял, что она, как всегда, дает мудрый совет. Я говорю это вам потому, что ближе людей у меня не осталось, Рольф. И вам, госпожа, потому что она ваша сестра. Развода не будет, и я не могу отослать в монастырь графиню. Мне повезло: труп мерзавца я скинул с лестницы, и все решили, что красавчик упал спьяну. Я в своем праве. Никто не посмел бы меня осудить, но лишние сплетни… В общем, – он как-то вяло махнул рукой и закончил: – вы и так все понимаете…
Я не знаю, ждал ли граф Паткуль сочувствия или уговоров простить мою сестру, но, закончив рассказ, он выдохнул и посмотрел на меня почти с вызовом:
-- Что скажете, госпожа баронесса?
Я точно знала, что в этот раз сестрица доигралась окончательно и не испытывала к ней жалости. Она рисковала не только своей репутацией или жизнью. Она рисковала будущим моих племянников, и этого я ей простить не смогла бы. Поэтому я ответила графу очень просто:
-- Мне жаль, что у Ангелы эгоизм родился вперед разума. Но я очень благодарна госпоже Жанне за то, что она позаботилась о своих внуках. К сожалению, нормальной матери у них нет и не будет. Надеюсь, эта грязная история не сломает им жизни.
-- Не сломает, госпожа баронесса. Я люблю своих детей. Они моя надежда и главный смысл жизни. Но я хочу попросить вас почаще приезжать в Партенбург и привозить с собой вашего Алекса. У детей должны быть родственники и хотя бы тетя, раз уж нет бабушки. Покои моей матери будут закрыты, но в семейном крыле есть две смежные комнаты, которые я прикажу обустроить для вас. Это будут ваши личные апартаменты, готовые принять вас в любое время дня и ночи.
Пауза была долгой и тягостной…
– Господь покарал меня за мою глупость: – шумно вздохнул граф. - Я поставил желания плоти выше собственного слова и долга… я не хочу, чтобы мои дети оплачивали этот грех. И я смиренно благодарю Господа, госпожа Нордман, что пусть и таким странным образом, но вы оказались в кругу моей родни.
Думаю, это было своеобразное извинение графа за ту историю с нарушенным сватовством. Я честно ответила ему: