Сестры лжи

Минуло два часа с того момента, как полиция вызволила меня из кладовки. Констеблей привела Шейла. Кинула на меня один-единственный взгляд и тут же затолкала к себе в машину, чтобы отвезти домой. Первые пять минут дороги чихвостила на чем свет стоит – мол, разве можно быть такой беспечной, – а утихомирилась, лишь когда у меня брызнули слезы. Она посидела со мной, пока не появился Уилл, затем крепко обняла на пару секунд и сказала: «Твоя личная безопасность стоит выше благополучия любого животного. Помни об этом – хотя бы ради тех, кто тебя любит, если не ради себя». Тут уж я совсем разревелась…

Уилл отпивает глоток из своей кружки и ставит ее на бумажный кружок, что лежит на журнальном столике.

– Ну, как мы себя чувствуем?

– До сих пор трясет.

– Она ведь заперла тебя не специально?

– Угу… – Я смущенно отвожу взгляд.

Я слышала, как Шейла шепталась с ним в прихожей перед своим уходом. Должно быть, рассказала, что и как я кричала ей в трубку, дескать, Джоан затеяла что-то недоброе.

– Твоя старушка уверяет, что дверь попросту заклинило и что она пыталась тебя вызволить.

– Да я знаю, она это и полиции говорила.

– Хорошо еще, Шейла тебе в тот момент позвонила, правда?

– Да… Благодарение богу, Ангарад не смогла найти график кормления, а то бы я невесть сколько там проторчала…

Уилл тянется к своей кружке и отпивает еще глоток.

– Ты как думаешь, ей что-то грозит за жестокое обращение с животными?

– Трудно сказать. Во-первых, надо еще сделать вскрытие той собаки. Если выяснится, что виновата хозяйка, дело передадут в суд. Всех ее кроликов тоже арестуют. Вот наша Мэри обрадуется… у нее и так хлопот полон рот…

– Могу себе представить.

Мы умолкаем; доносится лишь птичье чириканье за окном. Стоит ранняя осень, мое любимое время года. Обожаю легкую прохладу на улице, теплые джемперы, а вечером – старые киноленты под красное вино у зажженного камина.

– Джейн? – Уилл кладет руку вдоль спинки дивана и трогает меня за плечо. – Ты уверена, что всё в порядке?

– Ты о чем? – Я тоже прикасаюсь губами к кружке, но там осталось лишь чуть-чуть, на донышке.

– В последнее время… ты сама на себя не похожа. К тому же прислала эсэмэску, дескать, нам надо поговорить…

– Да, помню. – Я ставлю свой чай рядом с его кружкой, но так, чтобы оставался зазор.

– Хорошо. – Уилл разворачивается вполоборота ко мне, подтягивая одну ногу под себя, вторая остается на полу. Судя по стоическому выражению лица, я догадываюсь, что он уже готов услышать нечто вроде «дело не в тебе, а во мне».

– В тот вечер, – медленно начинаю я, – когда ты пошел укладывать Хлою, я решила попользоваться твоим айпэдом.

– Это противозаконно! – нервно смеется он.

Я делаю глубокий вдох.

– В общем, я наткнулась на статью, которую ты читал. Насчет «Эканта-ятры»…

– Ну правильно. Позапрошлый раз, когда я приготовил нам ужин на двоих, ты это слово несколько раз повторила во сне. И очень плохо спала, кстати: всю ночь вертелась, что-то бормотала… А я вспомнил эту «Эканту», потому что больно уж слово чудно́е, запало в память, когда несколько лет назад встретил его в прессе. Конечно, на следующее утро надо было напрямую тебя спросить, но… – он смущенно ерзает, – едва речь заходит о твоих личных делах, ты становишься как ежик. Наверное, мне вообще не следовало «гуглить», просто, понимаешь, любопытство одолело. А потом, я думал, что это поможет лучше тебя понять…

– И что, помогло? Теперь ты лучше во мне разбираешься?

Он внимательно смотрит мне в лицо.

– Ты была членом их культа, так?

– Это был не культ. А община. Культом их назвали СМИ. Там…

Слова высохли у меня на языке. Рассказывать про «Эканта-ятру» и ту поездку – все равно что заново распарывать пятилетний шрам. Рана до того застарелая, что я могу ковырять ее лишь с поверхности.

– Не мучай себя. – Он придвигается ближе и заключает меня в объятия. – Если трудно говорить, не надо.

– Я должна. – Я смотрю снизу вверх в его теплое, доверчивое лицо. – Потому что я не та, за кого ты меня принимаешь. Меня зовут не Джейн Хьюз, а… Эмма. Эмма Вулф.

– Значит, это все-таки ты… – Его объятия ослабевают. – А знаешь, ведь я тебя узнал… ну, почти. На том снимке. Волосы у тебя были тогда рыжими, но я все равно подумал: «Не иначе, это она». Одна из тех двух подружек, что унесли ноги из Непала.

– Да. – Я выпутываюсь из его объятий и, опустив голову, смотрю на свои руки – потому что боюсь увидеть боль, недоумение и опаску, которые, я уверена, сейчас написаны на лице Уилла. Каминные часы сухим тик-таканьем отмеривают наше молчание. – Прости. – Я рассеянно ковыряю ногтем бледное пятнышко на штанине. На мне до сих пор рабочий комбинезон, до колен усеянный кроличьими оческами. – Наверное, давно надо было назвать тебе мое настоящее имя…

– А почему не назвала?