В выстуженной комнате ничего не изменилось – узкая кровать, в углу саквояж с двойным дном, в котором был спрятан «люгер», – но она казалась опустевшей. Уже не протопают тяжелые башмаки Виолетты, костерящей безрассудных проводников. Уже не впорхнет Лили с рассказом о том, как на пропускном пункте она подкупила часового контрабандной колбасой. Эва оглядела унылую комнатку, вспомнила вечера с подругой и едва не захлебнулась в накрывшей ее волне отчаяния. У нее задание, и она его выполнит, но мгновений радости больше не будет. Впереди работа в «Лете» и ночи в постели Борделона. Отныне она единственная обитательница этой комнаты.
– Кэмерон… – прошептала она, на миг ощутив мягкость его волос и нежное прикосновение губ. Наверное, он сожалеет о том, что было сегодня. И проклинает ее за то, что сбежала от него сонного. Но, может быть…
Измученная переживаниями этого дня – ужас ареста, любовное томление, – Эва ухнула в темную бездну сна.
Утро выдалось холодным и ясным. К вечеру Эва, по глаза укутавшись шарфом, отправилась на работу. Обычно к ее приходу в ресторане уже кипела жизнь: официанты стелили скатерти и раскладывали столовое серебро, в кухне гремели посудой и переругивались повара. Однако сегодня зал был темен, а кухня тиха. Озадаченная, Эва медленно расстегнула пальто. На входе не было никаких объявлений, да и Рене, жадный до выручки, просто так не закрыл бы ресторан. И тут сверху донесся его голос:
– Это ты, Маргарита?
Возник соблазн притвориться, что она ничего не слышала, и выскользнуть на холодную улицу. Нервы подали сигнал тревоги, но сбежать нельзя – навлечешь подозрения.
– Я, – откликнулась Эва.
– Поднимайся.
В ярко освещенном кабинете шторы на окнах были задернуты. По комнате, застеленной узорчатым ковром, разливал тепло зажженный камин, на стенах играли цветные блики изделий от Тиффани. С книгой в руках Борделон расположился в кресле, подле него стоял бокал бордо.
– А, вот и ты, дорогуша, – сказал Рене.
Эва изобразила озадаченность.
– Ресторан не откроется?
– Сегодня нет. – Борделон пометил страницу вышитой шелковой закладкой и отложил книгу в сторону. Улыбка его была приветливой, но Эва почувствовала, как по спине ее пробежал холодок. – Я приготовил тебе сюрприз.
– Правда? – Заложив руки за спину, Эва нащупала дверную ручку. – Новая поездка в выходные? Вы говорили, что хотели бы отправиться в Г-грасс…
– Нет, сюрприз иного рода. – Борделон неспешно прихлебнул вино. – Теперь ты удивишь меня.
Эва крепко ухватила ручку. Рывок – и она на свободе.
– Вот как?
– Да.
Из щели меж сиденьем и подлокотником кресла Рене достал пистолет. На Эву смотрел девятимиллиметровый «люгер», в точности как ее собственный.
– Садись, дорогуша. – Борделон кивнул на стул.
Усаживаясь, Эва заметила и узнала крохотную царапину на стволе, которую всякий раз пыталась зашлифовать, когда чистила пистолет. Это был
Борделон обыскал ее квартиру. И нашел пистолет. Что еще он знает?
– Поведай мне, Маргарита Ле Франсуа, – начал Борделон таким тоном, словно изготовился к своему любимому рассуждению об искусстве, – кто ты на самом деле.
– Почему вы мне не верите? – Эва заикалась и дрожащей рукой терла глаза, призвав на помощь весь арсенал растерянной простодушной девицы. – Это пистолет моего отца. Я держала его при себе, наслушавшись историй о том, что немцы вытворяют с французскими девушками…
Рене буравил ее взглядом.
– Тебя задержали вместе с женщиной, у которой были
– Мы незнакомы! Разговорились на вокзале, она забыла п-пропуск дома. Я предложила ей свой. – Слова опережали мысли, Эва судорожно цеплялась за любую мало-мальски достоверную отговорку. Она и подумать не могла, что Борделон узнает об ее аресте. Чистая случайность – приятель-немец, рассказывая ему о задержании шпионки, походя упомянул заику по имени Маргарита. Придурковатая девица оказалась ни при чем, ее отпустили.