Сеть паладинов

— Он уже наш! — в запальчивости выкрикнул венецианец. Он поднялся, решительно подошёл к трясущейся женщине, схватил её за плечи, поглядел в распахнутые от ужаса глаза. — Не бойся! — прорычал он. — Ничего не бойся! Мы, возможно, покажем его один раз воеводам и спрячем. Он ещё мал. Он ещё не воин. Он пока — знамя! Знамя должно храниться под бдительной охраной. Мы будем его охранять денно и нощно, пока не победим!

Он резко оттолкнул её и решительно шагнул к двери. Прежде чем выйти, на пороге он ещё раз повернулся и сказал уже спокойно:

— Подумай над нашим предложением, госпожа. Впрочем, я уже рассказал без утайки все как есть. Тебе остаётся покориться и быть с нами.

Венецианец захлопнул дверь. Он спустился к себе в комнаты решительным шагом, чувствуя огромное возбуждение и прилив сил от своих слов, от своей правды, которую ему больше не надо было скрывать. Он не сомневался, что женщина никуда не денется, потому что он взял её из гарема на свободу. Он был уверен, что она покорится обстоятельствам. Как уже жизнь заставляла её многократно покоряться судьбе и мужчине и как воспитал её ислам.

Героическое волнение, однако, охватило рыцаря ненадолго. За городом на вершине горы из турецкой крепости валил чёрный дым, который расползался по долине над окрестными городками и селениями. Этот дым Коройя заприметил ещё утром и никак не мог понять его причину. Время, когда его люди должны были вернуться с острова с мальчишкой, давно миновало, но они всё ещё не прибыли. И одновременно его всё более тревожил этот странный колокольный звон по всему городу. Колокола в церквях словно обезумели. Толпы народа высыпали на улицы и в радостном возбуждении, словно на Пасху или Рождество, бродили в праздничных одеждах без дела, обнимались и целовались. Непонятные, неуместные народные гулянья! Коройя вышел на улицу. Весёлый человек, по виду ремесленник, пьяный, но не от вина, столкнулся с ним. Не вспылил. Коройя спросил, что за праздник.

— Праздник! Праздник! Радуйся, синьор млетак! — на плохом итальянском воскликнул человек, попытавшись его обнять. — Клиссу освободили от проклятого турка!

— Клиссу? Крепость?

— Да!

— Кто? Кто освободил?

Человек засмеялся, махнул рукой в сторону дымящейся крепости.

— Есть храбрецы среди спалатцев!

Поздно ночью — а гулянье ещё и не кончалось, и церкви стояли открытыми, как днём, мужчины и женщины ходили в них молиться за победу христиан, а священники произносили зажигательные речи — вернулся брат Лоран и остальные. Запылённые, усталые и с виноватым видом.

— Мы не смогли. Что-то странное творится по всему острову. И в монастыре тоже! Службы, веселье, множество людей. Какую-то турецкую крепость захватили. Прости. Мы не осмелились напасть. Да это и невозможно было!

Коройя не винил братьев. Проклятый захват крепости произошёл так некстати! Он смотрел на дымящуюся скалу, и закалённое в лишениях и боях сердце его охватило тревожное предчувствие. Только глупые миряне могли беспечно радоваться мелкой победе над турками. Он-то понимал: захват крепости — это война у самых границ Спалато! И очень скоро здесь начнутся облавы в поисках врагов и шпионов. Мальчишку надо похитить и вывезти отсюда немедленно!

Глава 28

Венецианский залив. Далматское побережье. Апрель 1596 года

Из папок М. Лунардо:

«В ночь на восьмое апреля 7104[121] года, с Вербного воскресенья на Великий понедельник, спалатский властелин Джованни Альберти во главе отряда из 40 спалатцев и вместе с 80 ускоками захватил турецкую крепость Клисса.

Он давно готовил нападение на крепость, но не успел довести подготовку до конца. Кто-то тайно предупредил Джованни из Венеции, что эта затея и имена его сообщников раскрыты, а Совет Десяти постановил его арестовать. Это заставило Альберти действовать немедленно. К решению напасть на крепость подтолкнуло ещё и известие Ловро Михнича, служившего в Клиссе начальником караула, что в ночь на понедельник в крепости не будет санджакбега с солдатами, которые по разным причинам отлучатся.

За охрану крепости отвечали две стражи. Одна несла службу внутри её, другая снаружи. В наружной страже было три караула, по шесть человек в каждом, поровну — магометан и христиан, подданных султана. В ту ночь, когда Альберти решил атаковать крепость, начальником одной из страж как раз был Ловро Михнич. Он ждал сигналов о начале штурма.

Первый вспыхнул на горе Высокой. Это означало, что Альберти спешит к крепости со своими людьми. Второй огонь зажёгся на холме у Спалатской бухты. И, наконец, третий сигнал появился на западе от Спалато на горе Святого Николы. Этот огонь означал, что Михнич должен приступить к выполнению своей задачи.