В трактир, расположенный недалеко от Этрета, художник Леон Шеналь приносит однажды свою на редкость удавшуюся картину. Мисс Гарриэт— старая дева-англичанка, тупая и напыщенная особа, восхищается этим пейзажем. Проявлявшая до той поры суровую сдержанность, она мало-помалу смелеет и следует за художником в любую местность, где тот ставит свой мольберт. Сама о том не ведая, она становится кокетливой и фривольной. Однажды с наступлением вечера, женщина застигает врасплох художника, пристающего к трактирной служанке, красивой девушке легкого поведения. Мисс Гарриэт не говорит ничего, но дождавшись ночи, выходит и бросается в колодец, где на следующий день утопленницу, обнаруживает пришедший за водой слуга.
Кого найдем завтра в колодце мы, ни кто не знает. Верю, что пройду всю эту муть. Болота, леса, западни, колодцы. Просто не хочу, остаться здесь навсегда. Потому что я — человек! Движение — это жизнь. Я, очень хочу жить! Ни много и не мало. Какой пустяк. У меня обязательно, все получится. Получится так, как ни у кого, на этой планете, под названием, Земля!
Поворачиваю голову. Девушка насупилась, едет молча и нервно пришпоривает коня. Копыта долбят, по сухой глине. Топот, разносится гулко и мрачно. Молчание затянулось.
— Арафель, у тебя есть план, как его освободить?
— Приедем и освободим — не оборачиваясь сухо бросает она.
— Что-то не вяжется. Если все так просто, то почему он сам не может сбежать? Он что, инвалид?
— Да нет, одному не справится. Западня сложная. Надо втроём открывать.
— Короче, ни чего не понял. Ладно, приедем, разберемся на месте.
Неожиданно она поворачивает свою белокурую головку и выстреливает со злостью.
— Ты меня не любишь — ни чего себе заявочки. Старинная женская игра. Манипуляция мужчиной. Она просто говорит «Ты меня не любишь», а мужчина чувствует себя виноватым и начинает оправдываться и делать все что бы исправится. Как только все затихает, опять удар плеткой — «Ты, меня не любишь» Нет, я знаю, как ломать эту игру. Читал когда-то, Бёрна.
— Арафель, что я должен сделать, что бы ты почувствовала, что я тебя люблю? — ее ресницы запорхали мотыльками вокруг лампы. Девушка явно не ожидала такого ответа.
— Какой ты злой… — она что-то начала говорить, но у меня в голове неожиданно загудело. Башка превратилась в трансформаторную будку. Наши кони остановились. Я, смотрел на её прекрасное личико. Кукольные губки шевелились. Девушка, мне что-то объясняла, но я ничего не слышал.
В реале, такого ни когда не было. Здесь, какие то глюки. Черная жемчужина, дает мне знать. Мой мозг, обрабатывают и скорей всего уже давно. С того самого момента, как я вышел из библиотеки и увидел Арафель. Сканируют, пропускают мой мозг через мясорубку. Мысли несутся, как стайка оленей на водопой. Теперь все понятно, почему у меня в голове все так перемешивается, словно вкололи ударную дозу самой ядреной дури. Крышу сносит по самый фундамент…
— Я иду в кино. Нет, не в кино, а как будто бы я, иду в кино. Кино, чёрно-белое. Ну, ладно, ладно — цветное. Иду. Город. Наверное, Москва. Нет, лучше, Питер. Я, там был. Хотя и в Москве, был. А, в Москве, мне не понравилось. Всем, нравится, а мне, нет. Мне, как-то Питер ближе, духовно. Почему бы это?
То же самое и с женщиной. Вот она — мисс России, Америки, Земли, Галактики… а она мне не катит. Ну не прет меня от неё. А, вот вчера ехал в маршрутке. Стоит девчонка, с мороженным в стаканчике, двадцать рублей, от силы. Да и девка простая, как мороженное. А, вот блин, зацепило. Она поправила чёлку так… Ну, так… и юбка у неё не мини. Наоборот. Длинная, юбка. А, из под юбки краешек ножки. Красивая ножка, в простых, чёрных колготках. Она посмотрела на меня, улыбнулась, изогнулась, как кошка… и помахала мне рукой. Девушка была уж у двери автобуса, но она помахала мне и я ей тоже. У нас установилась, связь. Нет, наверное, мне это показалось. Совсем не мне она, это делала. Как женщину не изучай, на следующее утро, она родится другой. Образы бегут, цепочкой, сонных, весенних муравьев.
Неожиданно возвращаюсь в действительность, словно в темной комнате резко включили двухсот ваттную лампочку. Мы стоим в степи. Лошади склонили головы и пофыркивая щиплют травку. Совсем рядом виднеется черной стеной, горная цепь. Скалы хищными зубцами, упираются в самое небо. До каменной гряды, добирались не долго, рукой подать.
— Придется оставить лошадей — из моих уст это звучит, как приказ. Арафель пожимает худенькими плечиками.
— Как скажешь, дорогой — она само безразличие.
— Устала? Давай отдохнем перед подъемом.
— Надо подняться, пока светло — она одними зрачками указала на кручу.
— Как скажешь дорогая — пожал плечами и спрыгнул с лошади.