Если завтра — трудно представить, разве что в виде кошмара на ночь — некие гипотетические левые возьмут власть, они не смогут связать двух слов, не смогут написать ни единого декрета, не сумеют спланировать хозяйство на пять лет вперед.
Нет левого искусства (авангард — есть рыночная игрушка для рантье), нет левой философии (жижики давно стали клоунами для биеннале), нет левой интеллигенции (а правой интеллигенции не бывает по определению), нет левой экономики — вообще ничего нет.
Если и находится лейборист, то он оказывается ловкачом Блером, а если кто и говорит про «левый поворот», то ворюга и олигарх.
Вот так обстоит дело с современным миром. Поворачивать налево необходимо, направо пути нет, а поворачивать-то некому. Требуется найти слова, а говорить разучились.
Дом с мезонином (19.05.2012)
Определений фашизма много — от крайне простого, принадлежащего Георгию Димитрову («фашизм — это неограниченная власть финансового капитала») до расплывчатого, данного поэтом Рубинштейном («демонстративное беззаконие прикрывается декоративной конституцией»).
Либеральный поэт в первых строках манифеста указывает на то, что фашизмом теперь называют, что угодно, а затем подтверждает это положение, назвав фашизмом что угодно еще раз — и это типично.
Мешает пониманию то, что слово «фашизм» не обозначает принципа отличного от других общественных законов: собирание народа в единую связку и есть смысл любого общества. Даже в «открытом» обществе законы общежития не могут быть эластичными, иначе в домах адвокатов не будет света, а у булочников засорится водопровод. Обличители фашизма указывают на крайнюю степень насилия над индивидом ради процветания коллектива. Это расширительное толкование — таким образом, надо признать, что в Древнем Египте был фашизм, хотя Рамзес об этом не подозревал.
Такое прочтение и предложил либеральный философ Карл Поппер, упростивший историю человечества до оппозиции «открытое общество и его враги». Во враги «открытого общества» Поппер внес Платона, Гегеля, Маркса — короче говоря, всех доктринеров. Когда американские президенты составляют проскрипционные списки неблагонадежных стран, это всегда напоминает список неблагонадежных философов, который составил Поппер. Стараниями Поппера возникла универсальная отмычка истории, дихотомия «свободный индивид — тоталитарное государство», Удобство дихотомии заключалось в том, что политические оппоненты истории XX века (коммунизм и фашизм) оказались уравненными по шкале подавления личности, и конфликт истории был разрешен мгновенно. Оказалось, что атаке подверглась идея либерализма, а коммунисты и фашисты суть разные лики тоталитаризма, в сущности — одно и то же. Теория Поппера была усилена работами Ханны Арендт, рассказавшей миру об универсальности тоталитаризма, Виктора Суворова-Резуна, объяснившего, что Вторую мировую войну начал не Гитлер, но Сталин, а также удобным термином «красно-коричневые». Лист неблагонадежных философов позволил видеть фашиста и в Марксе, и в Платоне, а синтетическое понятие «тоталитаризм» вывело из под суда Франко и Пиночета, которые боролись с мировым коммунизмом.
Равным образом обрело смысл высказывание поэта Рубинштейна «азиатско-византийский фашизм Сталина», каковое высказывание с точки зрения истории является полной абракадаброй (поскольку фашизм пришел из Европы, в Византии фашизма не было, Сталин являлся социалистом). Все то, что насилует либеральную идею, является фашизмом — это очень общо, зато понятно.
Сегодня принято потешаться над новой хронологией Фоменко. Фоменко объединил фигуры разных исторических деятелей в одного человека, тем самым ликвидировав исторический процесс. Было бы справедливым указать, что Карл Поппер сделал с историей мысли то же самое. На главный вопрос минувшего века «что предпочесть для принципа организации общества — права привилегированного меньшинства или права большинства?» — ответ прозвучал так: предпочесть следует права состоявшейся свободной личности. Простите, а с булочниками и электриками что делать станем?
Между тем, общественный конфликт исчезать не желал, из минувшего века перекочевал в век нынешний, оставшись нерешенным.
То, что определяет разницу между коммунизмом и фашизмом, формулируется достаточно просто. Коммунизм декларировал легитимное равенство (как заметил Черчилль, технически равенство было достижимо в нищете). Фашизм провозгласил легитимное неравенство — то есть, хорошее существование избранных за счет уничтожения неполноценных.
Демократия — питательная среда, дающая возможность обоим принципам проявится. Любая крайность чревата насилием. Именно на это указывают последователи Арендт, сравнивающие сталинские и гитлеровские лагеря. Не все ли равно жертве? — в этом есть горькая правда.