Киллиан снова перешел в атаку. Его наставник ушел от первого и второго удара играючи, сумел перейти в нападение и попытался вновь сбить противника с ног, однако на этот раз Харт успел вовремя отскочить и не позволить себе упасть. Дальнейшая серия атак и парирований для молодого человека слилась в кашу, которой, казалось, не было конца. Оставалось лишь довериться собственному телу и понадеяться на рефлексы и скорость реакции. Киллиан понимал, что затея с этими семью схватками, скорее всего, выйдет ему боком, и к концу этой тренировки его могут потащить в лазарет на носилках, однако отступить… отступить он не мог себе позволить — из мыслей никак не шли образы, навеянные беспокойным сном: собственная слабость, беспомощность, немощность. Эти ненавистные сердцу картины пробуждали то, что Киллиан ненавидел больше всего — сомнения. Сомнения не только в собственной выносливости, но и в том, что работа жреца Культа в принципе ему по силам.
«Не смей думать об этом! Ты не слаб! Ты справишься! Ты всегда мог взять себя в руки, когда того требовало дело», — подбадривал внутренний голос, однако тело, как назло, не желало иллюстрировать эти слова, а лишь становилось все менее послушным и маневренным.
Уже к третьему проигрышу лицо Киллиана заливал пот, сердце бешено колотилось, а свистящее дыхание отрывисто вырывалось из груди. Горло пересохло и противно саднило, над переносицей пульсировала тупая боль, вспыхивающая сильнее при каждом движении головы.
Вновь попытавшись сосредоточиться только на поединке, Харт провел серию атак, ни одна из которых не увенчалась успехом. Боковое зрение тем временем уловило в отдалении какое-то движение. В первую секунду молодой человек принял это за иллюзию, и впрямь навеянную жаром, однако уже через мгновение понял, что за поединком знаменитого жреца Колера со своим учеником попросту пришли понаблюдать зрители. Подтвердить свою догадку Киллиан сумел, лишь когда продавливающая атака наставника заставила его выронить клинок и проиграть снова.
Чуть поодаль от места тренировки и впрямь собиралась большая компания молодых жрецов, желающих увидеть, как Бенедикт Колер сражается, в действии. Часть зрителей на ходу одергивала наспех надетые рясы, кто-то потирал плечи от утреннего холода и широко зевал спросонья.
Отчего-то в душе Харта всколыхнулась злость. Упрямо игнорируя головную боль и общую ломоту в теле, он заставил себя поднять клинок и пошатнулся, распрямившись: окружающий пейзаж кронского отделения Культа сделал перед глазами крутой оборот.
— Киллиан, — тихо обратился наставник, осторожно покосившись на собравшихся неподалеку зрителей, — хватит…
Харт не ответил, понимая, что, скорее всего, надсадно закашляется, если из его пересохшего горящего горла вырвется хоть слово. Собственный образ из сна вновь всплыл в сознании, и Киллиан содрогнулся всем телом — на этот раз не от холода, но от мысли, что сейчас каждый из собравшихся здесь молодых жрецов увидит новоявленного воспитанника знаменитого на всю Арреду Бенедикта Колера сдающимся, слабым и больным, неспособным выдержать какие-то восемь дней в походных условиях…
Старший жрец Кардении тем временем обеспокоенно-изучающе глядел на Харта, ожидая ответа. Собравшиеся зрители молча смотрели на остановившуюся схватку, всем своим видом показывая, что жаждут продолжения. Продолжить было необходимо, но в таком состоянии Харт не был уверен, что справится.
Слова, которыми сопроводил Бенедикт одну из первых тренировок, вспыхнули искрой в памяти Киллиана, заставив его подобраться и собрать в кулак все силы, которыми только располагал сломленный подступающей болезнью организм, и сил этих оказалось куда как больше, чем думалось.
Сжав губы в тонкую линию, Киллиан многозначительно посмотрел на своего наставника, надеясь, что он понял его верно, и медленно покачал головой. Бенедикт вновь посмотрел на молодых жрецов кронского отделения и перевел понимающий взгляд на своего ученика.
— Уверен? — едва слышно поинтересовался он, одними глазами указывая на собравшихся зрителей. Киллиан сильнее сжал рукоять клинка и отозвался коротким решительным кивком. Колер неопределенно качнул головой. — Что ж, тогда начали.
В какой-то момент общее недомогание будто бы исчезло. На деле оно, разумеется, никуда не делось, однако Киллиан каким-то образом сумел отрешиться от него, забыть о нем, отодвинуть на последний план и перестать замечать.