Сети сатаны

– Недавно мне попалась заметка, – начал Иоганн. – И там был упомянут некий Жиль де Ре. Похоже на французское имя, хоть я и не уверен. Но больше я ничего о нем не узнал, его имя словно бы стерто из хроник. Может, это какой-то мыслитель или философ, о котом я еще не слышал, и Церковь умалчивает о нем? Может, он сумел бы ответить на все наши вопросы?

– Жиль де Ре? – Цельтис вдруг изменился в лице и заметно побледнел. – Где ты увидел это имя? – От его голоса пробирала дрожь. – Скажи, откуда тебе известно о нем?

– Я… уже и не помню, – пробормотал Иоганн. Внезапно ему стало не по себе, он почувствовал, что краснеет. – Где-то в библиотеке.

– Как бы там ни было, лучше поскорее забудь это имя. Оно не сулит ничего хорошего.

– Но… – начал юноша.

– Ты веришь в существование зла? – неожиданно спросил Цельтис. – Я не имею в виду зло, которое в той или иной форме присутствует в нашей жизни. Это не вор, который срезает у прохожего кошелек, и не алчный грабитель, что поджидает в темном проулке, не мошенник и не предатель… Я имею в виду зло в его абсолютной форме, как противоположность всему доброму, каким видели его последователи манихейства. Ты веришь в его существование?

Иоганн нахмурил лоб.

– Боюсь, я не понимаю…

– Что ж, окончательных выводов я пока не делал, – продолжал Цельтис, – но если зло действительно существует, то в лице Жиля де Ре оно нашло идеальное воплощение. Его имя вычеркнуто из истории, и это к лучшему. Однако сейчас я бы хотел поговорить о более приятных материях. – Он смерил Иоганна суровым взглядом. – Занимайся усердно, юный Фауст. И прежде чем обращаться к своим новым вопросам, получи ответы на старые.

С этими словами Цельтис развернулся и оставил Иоганна наедине со своими мыслями.

16

До конца вечера юноша пребывал в каком-то трансе. Он по-прежнему вступал в дискуссии, но говорил и двигался точно марионетка, ничего не сознавая. И как ему только в голову пришла такая чушь! Его удостоил вниманием один из величайших умов Германии, учитель при дворе курфюрста – и он только и догадался, что спросить об этом дурацком имени. И в довершение всего развенчал все, на что опирались идеи гуманизма. В общем, выставил себя полным дураком! Валентин без конца качал головой.

– Зря ты наговорил все это, – шепнул он Иоганну. – Заявить Цельтису, что античные труды отжили свое, а нынешняя наука ничего не стоит… – Он хихикнул. – Но ты-то хорош, смелости тебе не занимать!

– Заткнись! – шикнул на него Иоганн. – Я сам знаю, что свалял дурака.

Краем глаза он видел, как другие студенты поглядывают на него и перешептываются. Ясно было, что слухов теперь не избежать.

Иоганн со злостью разрезал кусок отбивной говядины, уложенный на ломоть белого хлеба, и, не ощущая вкуса, стал перемалывать мясо зубами. На окружающих он старался не смотреть. Вполне возможно, что после этого разговора его исключат из университета. С чего бы ректору Галлусу поддерживать его, если сам он, Иоганн, считал традиционные знания бесполезным старьем? Ни Цельтис, ни ректор Галлус в оставшееся время к нему не подходили. Теперь о зеркале для латерны магики нечего было и думать – Галлус словно бы преднамеренно забыл о своем обещании. В одно мгновение Иоганн превратился в персону нон грата.

В последующие дни ему на каждом занятии давали понять, как далеко он зашел. Очевидно, в университете уже все прознали о его выходке. Некоторые студенты скалились, когда он проходил мимо, пихали его или опускали в его адрес глупые шутки. В особенности Ганс Альтмайер подтрунивал над ним при любой возможности.

– Дорогу доктору Фаустусу, нашему новому декану! – выкрикивал он, когда Иоганн входил в лекторий. – Говорят, он вскорости откроет собственный факультет. Будет преподавать там искусство гордыни и мудреной болтовни.

Остальные смеялись. Иоганн втягивал голову в плечи и садился. Довольно скоро он убедился, что магистры и доктора относились к нему уже не так благосклонно. Партшнайдер часто прерывал лекцию и обращался к нему напрямую.

– Это что касается теории идей Платона, – говорил он холодно и закрывал книгу. – Но, быть может, господину Фаустусу есть что сказать по учению Платона? Или греческие ученые для него недостаточно образованны? Как насчет небольшого экскурса, почтенный коллега?

Студенты снова смеялись, а Иоганн молча смотрел в свои записи.

Жизнь в университете стала невыносимой. Куда бы Иоганн ни ходил, что бы он ни делал, его избегали либо осыпали насмешками. Только Валентин остался ему верен и выгораживал его, когда Альтмайер со своими приятелями настраивал против него студентов. Иоганн сжимал кулаки в карманах, но сдерживал себя. Он понимал, что сделает только хуже. Создание латерны магики также застопорилось, поскольку им по-прежнему недоставало зеркала и еще кое-каких деталей.