Сети желаний

Зимой же – это место уединения и уныния, раздумий и сожалений о нереализованных желаниях, и даже баснописец Крылов, чей каменный бюст установлен здесь, имеет озабоченный вид, словно размышляет: а не податься ли в более веселые места? И только для влюбленных этот парк замечателен своим малолюдьем и тишиной, которую нарушает лишь их нежное воркование.

Селина уже здесь, прогуливается по слегка заснеженной аллее неторопливой походкой наслаждающегося безмолвием и одиночеством человека. Я поспешил ее догнать.

– Прошу прощения, – запыхавшись, произнес я, любуясь ее нежным, почти детским личиком в обрамлении пушистой заячьей шапки.

– Вы не опоздали, это я пришла раньше, – возразила она. – Вы обещали в прошлый раз показать мне здесь статуи Психеи и Амура.

– Да, конечно, мы обязательно разыщем их. Вы разрешите поддерживать вас под локоток? – спросил я, томясь желанием прикоснуться к ней.

– Прошу вас, – согласилась она и насмешливо взглянула на меня, мгновенно превратившись в Клавку-Сару. – Только зачем тебе ЭТО? Ведь между нами пропасть, которую не преодолеть!

Наваждение исчезло, и в парке я остался один. С черноволосой Селиной я познакомился здесь летом, мы чудно провели вместе целый день, еще пару раз встречались, а затем она не пришла на свидание, хотя я упорно ее ожидал, пока темнота не укрыла деревья. Ее отец был русским, мать – татаркой, причем кровь последней доминировала в ее облике: выразительные темные глаза, блестящие, словно расколотый антрацит, прямые волосы, смуглый, скорее ближе к оливковому цвет кожи лица. Пользуясь скудными сведениями, добытыми из неосторожно брошенных ею слов, я нашел дом, где она жила, дождался, когда она одна вышла на улицу, и возник перед ней с охапкой белых роз (не сожалея о том, что завтра придется питаться лишь хлебом и водой).

– Не надо роз, их красота предательски обманчива, они только и ждут момента, чтобы уколоть до крови.

Легкая улыбка тронула уста Селины, и она отвела мою руку с букетом в сторону. Я напомнил, что не выполнил обещания подвести ее к статуям Психеи и Амура, которые она хотела нарисовать на бумаге углем.

– Этой ночью я видела, как упала звезда. Зрелище было жуткое – как она горела в свои последние мгновения. Это сошел в царство Аида непростой человек… Мы слишком разные, и больше никогда не увидимся. Прощайте, сударь! – и Селина развернулась, чтобы продолжить свой путь.

– Почему?! – выкрикнул я, ощущая тупую боль в сердце. – Разные в чем? Если желаете, то я приму мусульманство, стану чертом, богом…

– Станьте тем, кем хотите стать, не потеряв себя, а это будет непросто. Прощайте! – и она ушла, не оборачиваясь, а я понял, что она права: между нами пропасть!

Моя душа во власти страха

И горькой жалости земной.Напрасно я бегу от праха —Я всюду с ним, и он со мной.[12]

К ее дому я больше не подходил, вместо этого прогуливаясь по Летнему саду, тревожа себя воспоминаниями, дополняя их фантазиями и ощущая беспокойство в душе.

Товарищ Сергей

Словно призрак, он неожиданно появился за моей спиной, догнав, известил о себе негромко, но властным тоном, не сомневаясь в моем послушании. На этот раз он был одет как преуспевающий коммерсант: длинное темное пальто с меховым воротником, бобровая шапка, трость в руке, лицо наполовину скрыто белым кашне, так что я в первый момент его не узнал.

– Мне надо с вами поговорить о важном деле, – сообщил он, на мгновение высвободив свое лицо из шарфа. – Здесь неподалеку есть кондитерская, там будет лучше всего.

Понятие «неподалеку» оказалось весьма относительным. Он взял извозчика, чтобы добраться до места, и на протяжении всего пути хранил молчание. Я понимал, что своими вопросами ничего не добьюсь, и также молча, рассеянно смотрел по сторонам, хотя изнывал от любопытства: что на этот раз ему от меня требуется? И зачем для этого куда-то ехать? Может, он и не в кондитерскую меня везет, а на тайную встречу? Но с кем?! С этим господином, связанным с револьверами и бомбами, надо быть весьма осторожным…

Подобная встреча с представителем партии эсеров, то и дело громко заявлявшей о себе покушениями на крупных чиновников, ограблениями банков и кредитных обществ, весьма небезопасна. Охранное отделение, жандармы охотятся на них, беспощадно расправляются с террористами, отправляя их на виселицу или каторгу. Оказаться в одной компании с ними – значит, нарваться на крупные неприятности. И мне в душу стал закрадываться СТРАХ. Тот, который я безуспешно пытался отобразить на страницах своего романа. Находясь рядом с этим человеком, я боялся посмотреть ему в глаза, за его спиной мне мерещились взрывы бомб, револьверные выстрелы и кровь, много крови. Я невольно посмотрел на его руку в тонкой замшевой светлой перчатке, крепко сжимающую набалдашник трости.