— Вы только не подумайте, что я несчастный влюбленный, который, раз увидев ее, идет по следу, чтобы покорить сердце дамы. Дело в том, что вскоре после той ночи моего приятеля зверски убили.
— Вы расследуете обстоятельства смерти вашего приятеля? Причем здесь Вероника?
— Я не следователь, я только пытаюсь разобраться во всем этом. Накануне его гибели имели место странные события.
— Какое отношение имеет Вероника к смерти вашего приятеля?
— Думаю, никакого. Но ее весьма странное появление на даче ночью…
Художник задумался. По его лицу было видно, какая борьба происходит у него внутри. Наконец он успокоился, видно, принял решение.
— Хорошо, пожалуй, мне удастся как-то объяснить поведение Вероники. Смерть вашего приятеля вынуждает это сделать. — Олег напрягся, как гончая на старте, но художник пояснил: — Я хочу доказать, что Вероника к этому не имеет никакого отношения.
— Надеюсь, что так оно и есть, — произнес Олег.
Художник, еще совсем недавно бодрый и полный сил, вдруг превратился в смертельно уставшего пожилого человека.
— У Вероники… немного неустойчивая психика. Она воспитывалась в детском доме, своих родителей не помнит. Повзрослев, попыталась выяснить, при каких обстоятельствах попала в приют, но оказалось, что этого никто не знает — среди обслуживающего персонала не осталось старых работников. А из записи в журнале поступлений можно было понять только, что ей тогда было всего два года. Она даже не знает, фамилия и имя у нее настоящие или придуманы в детском доме.
— При желании можно пройти всю цепочку до начала, ее же не аисты принесли в детский дом, — заметил Олег.
— Вы правы, но это не для Вероники. Она человек, живущий эмоциями, но не разумом. Все, что ей хочется, должно быть у нее сию же минуту! Поиск родителей предполагает настойчивость, кропотливость и время, а это не для нее. Хотя именно в этом вопросе я Веронику не осуждаю. Если за двадцать шесть лет родители сами не удосужились ее разыскать, значит, так тому и быть. Она может сутки напролет писать картину, при этом не есть, не пить, не спать, а затем, так и не закончив, забросить ее на долгое время.
— Судя по тому, что многие ее картины завершены, настойчивость в ее характере присутствует, — вставил Олег.
— Рано или поздно она возвращается к своему творению и заканчивает его или уничтожает.
— Дурной пример Гоголя заразителен, несмотря на давно минувшее время. Утешает одно: на мой взгляд, даже профан в живописи понимает, что ее творчество не претендует на бессмертие.
— По классическим канонам картины далеки от совершенства, но они весьма оригинальны и передают идею при помощи одного только цвета, без использования узнаваемых форм. У нее, безусловно, талант. Но при ее неординарности она не публичный человек. Она не будет заявлять о себе, ей это неинтересно.
— А что мешает вам самому заявить о ней во весь голос? — иронично поинтересовался Олег.
— Я человек небогатый, а на раскрутку, даже таланта, требуется много денег — не по моим возможностям. — Художник взял две выставленные картины и стал их вновь упаковывать.
Олег вернулся к интересующей его теме:
— Простите, Валерий, но я так и не понял, почему Вероника оказалась на даче поздней ночью.
— Мы случайно познакомились с Вероникой в Музее Пушкина. У меня там была небольшая работа по оформлению зала, а она была единственной посетительницей в то утро. Разговорились, она призналась, что тоже рисует. Из музея вышли вместе, темой нашего разговора были живопись, литература, музыка. Она мне сразу понравилась… Нет, не так — я потерял голову и забыл обо всех намеченных делах! Ей надо было на Подол, а я был готов следовать за ней куда угодно, забыв даже о встрече с заказчиком на Лукьяновке. У меня уже был номер ее мобильного, но я не мог и не хотел расстаться с ней. Она вела меня какими-то улочками, двориками, знакомыми и незнакомыми мне, — я воспринимал только ее, все остальное мне было безразлично.
— Она читала вам стихи Зинаиды Гиппиус, и вы ими восторгались. — Олега начал раздражать этот нелепый человек, угодивший в банальную ловушку. Ему кстати вспомнилась пословица: «Седина в бороду, бес в ребро».
— Да, так и было… Тогда была зима, кое-где лежал снег. Мы спустились по узкой улочке, уперлись в гаражи, обходя их, натолкнулись на кучу мусора посреди небольшого островка с голыми деревьями, к которому подбирались строящиеся многоэтажки. Ощущение было такое, будто мы находились среди обреченных на смерть — ведь наступит весна и строительные площадки поглотят эти деревья, словно ненасытный дракон, уничтожающий зеленое одеяние города и превращающий его в скопище каменных коробок.
— Людям тоже надо где-то жить, — заметил Олег, хотя и ему не нравилась такая агрессивная урбанизация, когда мертвый камень и холодные формы делают лицо города неживым.