Севастополист

– Мало кто готов об этом думать постоянно, – продолжил я. – Все это слишком тяжело. Да и представьте: если бы это было основным вопросом для каждого человека, все остановилось бы. Ведь мы находимся в Башне – уникальном, невообразимом сооружении, в которое вложены жизни целых поколений. Никто бы не построил Башню, не заложил даже фундамент, если бы всех интересовал только вопрос смерти.

– Это не так, – покачал головой Джа. – Если бы усилия всего мира были сосредоточены на поиске ответа, он мог бы давно быть найден. Жизнь изменилась бы: зная ответ, человечество шло бы дальше. Башня могла подождать. Все подождало бы. Но мы бы знали ответ.

– Все должно решаться постепенно, – продолжил Судак. – Сначала то, что важнее всего. Потом – все остальное. А мы рассеиваемся, распыляемся. И в итоге не решаем ничего.

Меня немного раздражала манера этих парней утверждать свои слова как истину – все их фразочки вроде «должно», «это не так». Как они могли быть столь уверены в том, про что ничего не знают? Мне захотелось вернуть разговор к реальности – какой бы она ни казалась скучной в сравнении с мечтой об идеальном мире.

– Скажите, а что происходит с теми, кто отмирает в Башне? – Этот вопрос почему-то не посещал меня прежде, хотя мне довелось даже видеть смерть. – Не в другой жизни, о которой мы с вами гадаем, а здесь – с их телами.

Лицо лысого несколько помрачнело, да и густая борода его брата не помогала скрыть разочарования, которое читалось на лице.

– Жаль, что мы снова переводим разговор в такую плоскость, – процедил наконец Джа. – Все это не так интересно. Какая, казалось бы, разница, тело и тело!

– Но вы ведь их не оставляете… – начал я, отгоняя неприятные сомнения.

– Разумеется, – коротко ответил Судак.

– И куда же здесь девают трупы?

– Их увозят в специальный коридор. Не тот, что для продуктов или барахла. Отдельный. Дальше герои колдуют над ними – уволакивают в свой Осколок и что-то там делают.

– Вы даже не знаете что? – поразился я, вспомнив наше Правое море и трогательные прощания с пережившими.

– Это никому не интересно, – зевнул Судак и уткнулся в книгу, давая понять: разговор для него окончен. Поспешил сделать то же и Джа.

Я поглядывал в свой вотзефак, но там было все то же самое: ни ответа, ни привета ни от кого из моих друзей. Я уже пришел в себя, окреп, набрался сил и думал, чем заняться дальше. Рассуждения гостеприимных хозяев вызывали во мне мало отклика: я считал их просто болтовней, словами ради слов. Они посвятили свои жизни слову и впитали в себя неисчисляемое множество слов, однако вряд ли были способны выйти за их пределы. Но к чему можно было прийти, занимаясь одними словами? Только к другим словам. Этот замкнутый круг, неразрывное колесо и составляло их жизнь, гарантируя и удовольствие, и осмысленность, и комфорт.

Но они топтались на месте – ведь без искренней заинтересованности в новом знании нельзя его получить! А я, кажется, понял про них главное: их не интересует результат, им важно только само рассуждение как некое непрерывное, растянутое по всей жизни удовольствие. Потому-то здесь не пили странные коктейли, не курили куст или что-то еще: это было просто не нужно. Размазанная толстым слоем мысль была здесь и коктейлем, и кустом.

Однажды я спросил их:

– А вы не задумывались, что сама Башня может быть ответом? Что, допустим, к нему невозможно прийти напрямую? Одним лишь осмыслением, постоянной попыткой пробить бронь вечной загадки силою разума, логики или, напротив, веры. Но можно действиями, не прямыми, которые совершаются для чего-то другого, для других. И вроде бы совсем не связаны с загадкой, но именно они в конечном счете позволят вернее всего прийти к ней.

Братья Саки скептически переглянулись.

– Вы ищете ответ в книгах, в своих головах. А нужно идти. Протрите свои лампы – и вперед! Кто знает, может быть, ответ мы и узнаем наверху. Когда донесем их.

Братья рассмеялись – беззлобно, но скорее снисходительно.

– Зачем? – спросили они синхронно. – Ну вот зачем куда-то идти?