Севастополист

– Но разве это правильно, – воскликнул я, – что тех, кто дошел и зажег лампу, уравнивают с теми, кто сам сделал выбор в пользу кровати, коридора и котлет?

– Так существует Севастополь-Сито, – мой спутник развел руками. – Никто не обещал, что Башня – для тебя. Нет, это ты для Башни!

– Тогда закончим с этим скорее. Пока я еще помню, кто такой и зачем нахожусь здесь.

Я расстегнул чехол и принялся доставать лампу. Как бы ни было мне горько, я понимал, что хуже уже не будет. Нужно было выполнить то, что должен, и быстрее уйти отсюда. Потеря памяти после всего пережитого не худшее, что могло случиться. Потеря памяти – ведь это и потеря боли, потеря понимания того, что все оказалось бессмысленно, что меня просто использовали и обманули.

– Никто не будет делать что-то с тобой насильно, – проговорил Крым. – Пребывание – это достойный финал пути для людей, совершивших достойное дело. Не нужно думать, что мы стираем память избранным против их воли.

– А разве не так? – не понял я.

– Помнишь наш разговор о севастополисте?

– Помню. Но если я правильно тебя понял, то это ненадолго.

Крым сдержанно улыбнулся и продолжил:

– Севастополистом не может быть кто угодно. Для этого нужен характер, особый склад личности и воля к тому, чтобы им стать. В твоей природе – принимать парадоксальный выбор. А именно такой я предлагаю каждому, кто оказался здесь. Настало время для твоего выбора, Фиолент.

Я посмотрел на него заинтересованно.

– Это место, где мы находимся, называется Теплым ламповым полем. – Крым по привычке заходил издалека, но перспектива вернуться на Пребывание настолько пугала меня, что я готов был слушать его вечно. – Название живо еще со времен исхода богов и придумано первыми поколениями нового мира – ранними севастопольцами. Теперь никому не придет и в голову менять его. Здесь твоя лампа получит жизнь, станет единой частью этого поля. Она прекрасна и в своем статичном состоянии – ты выбрал великолепную лампу, что сказало мне многое и о тебе самом, а потому я не сомневаюсь в твоем выборе. Став частью поля, твоя лампа обретет свою уникальность, ну а затем это сможешь сделать и ты сам.

Крым многозначительно промолчал.

– И что? – не понял я. – Мне тоже нужно стать частью потока?

– Нет, что ты, напротив, – оживился Крым. – Ты сделаешь то, что должен для мира. Ну а следующий шаг ты можешь сделать для себя. Севастополист – редкий тип, уникум. А поэтому мало кто делает выбор севастополиста – большинство не может принять его после всего, что слышали здесь от меня, и со спокойной душой отправляются на покой Пребывания. Их успокаивает то, что у них был выбор – что это не их заставили, а именно они решили отправиться вниз, сами. Они думают, что этот выбор иллюзорный, что он невозможен, и, уходя, заставляют себя поверить в то, что он был. Не поняв главного: что он есть действительно. Этот выбор не иллюзия, и в отличие от всех них ты пока что можешь его сделать.

– Мне опять предстоит пробежка через огонь? – Почему-то я не смог представить выбор, о котором говорил Крым, как-нибудь иначе.

– Отчего же? Если ты выберешь Пребывание, то я просто провожу тебя до асоциального лифта.

– Может быть, социального? – поправил его я.

– Ты не ослышался, – недовольно ответил Крым. – Этот лифт идет вниз, на четвертый уровень, а все социальные, если ты помнишь, поднимают на уровень выше. Пройдемся не торопясь, поболтаем еще. – Он тихо посмеялся. – Я пожму тебе руку, и ты отправишься навстречу заслуженной тишине. В общем, все будет хорошо.

Крым широко улыбнулся для убедительности и стоял, оценивая мою реакцию. Но едва я открыл рот, как он тут же продолжил:

– Но когда ты зажжешь лампу – кое-что произойдет. Откроется другой лифт.

– Еще один лифт? – удивленно воскликнул я. – Но куда? Разве мы не на самом верху?

– Ты можешь посмотреть, – продолжил Крым. – Он прямо за твоей спиной.

Я развернулся и увидел ровную дорогу между камней, которая начиналась прямо за нами. Стройными рядами росли ламповые деревья. А в самом конце этого недлинного пути я действительно увидел двери лифта. Они были встроены прямо в скалу и сверкали, преломляя свет от электрических листьев деревьев и бесконечного потока с Теплого лампового поля.

– Это последний лифт, – торжественно произнес Кучерявый. – Лифт севастополиста.

– Так что же получается, – я невольно сделал шаг в сторону лифта, будто желая убедиться в его реальности, но немедленно вспомнил о лампе, – есть уровни еще выше?

Крым смотрел на меня, сложив на груди руки, и качал головой.

– Разве ты не догадываешься?

– Боги! – воскликнул я. – Боги, с которыми мы разделили мир!

– Там, куда приедет этот лифт, они живут, – довольно произнес Кучерявый. – Но это все, что я могу сказать. Что там, никто не знает.

«Вот это поворот», – подумал я, отчего-то крепче сжав лампу. Неудивительно, что избранные до меня предпочитали покой Пребывания. Это были даже не острова с препятствиями, это было что-то совершенно невообразимое.