Приказ фюрера был священен, и представление было составлено, хотя награждать артиллеристов не было никаких оснований. Батарея одиннадцатидюймовок, чьего огня так панически боялись немецкие генералы, существовала лишь в их воображении. Согласно решению Генерального штаба, орудия с батареи были демонтированы в конце двадцатых годов. Так, что бронебойные снаряды господина Круппа, в течение дня добросовестно разрушили давно заброшенную позицию, где в этот момент не было ни одного солдата противника.
Поздно вечером, в штабе генерала Рокоссовского подводили итоги знакомства с главными калибрами врага, которые по своей эффективности значительно уступали действию остальным осадным орудиям 11-й армии и самолетам генерала Рихтгофена. Уже потом, станет известно, что за пять дней непрерывных обстрелов и бомбардировок, противник сбросил на город 46 тысяч бомб крупного калибра и выпустил свыше 126 тысяч тяжелых снарядов.
По замыслу генерала Манштейна, этот страшный обстрел должен был серьезно ослабить оборонительные укрепления Севастополя и породить панику в рядах защитников города. Исходя из опыта штурма оборонительных укреплений в северной Франции и Бельгии, немцы ожидали, что русские солдаты начнут сходить с ума от непрерывного обстрела как сходили французы и бельгийцы, но этого не случилось.
В противовес цивилизованным европейцам с готовностью выбросившим белый флаг и покорно поднявшим руки, русские варвары продолжали сидеть в своих казематах и дотах, не помышляя о сдаче.
Первые сообщения о применении противником орудий большого калибра были разрозненные, не позволяли определить месторасположение осадных орудий и этому были свои объяснения. Если залпы хорошо укрытых «Карлов», «Гаммы» и «Н» с грехом напополам ещё можно было засечь, то в отношении «Доры» это было сделать невозможно. Все выпущенные и разорвавшиеся ею снаряды, наблюдатели отнесли к авиабомбам особо крупного калибра. Именно так они и были отмечены в рапортах.
Но не факт начала обстрела города из особо крупных орудий, был главной новостью этого вечера. Перед самым заседанием штаба командующего, из 2 сектора обороны сообщили о румынском перебежчике, сообщившим, что начало штурма Севастополя назначено на 3 часа утра 7 июня.
Ближе к полночи, разведчики 4 сектора обороны взяли «языка», который после интенсивного допроса назвал примерно те же сведения, но только с небольшим уточнением. Наступление должно было начаться в три часа по берлинскому времени.
Ещё больше градус накала и страстей усилился к часу ночи, когда из 1 сектора обороны сообщили, что при проделывании проходов в проволочном заграждении у подножья Сапун горы, взят немецкий сапер. Сведения, полученные от него, полностью повторяли добытые ранее, как под копирку.
В этой непростой обстановке, Рокоссовскому нужно было определиться, чем являются полученные сведения — хитрой дезинформацией со стороны противника или случайность, позволяющей вскрыть его тайные замыслы. Но, даже определившись с этим трудным и непростым вопросом, командующий становился перед новым выбором, не менее сложным и важным.
В случаи признания, полученные от пленных сообщения правдивыми, необходимо было предпринять неотложные шаги по срыву наступления врага. Самый эффективный способ противостояния противнику являлось нанесение врагу упреждающего удара.
Из-за ограниченности людских резервов и средств, севастопольцы не могли нанести полноценный контрудар, который мог либо заставить врага отказаться от своих намерений, либо на время отложить его исполнение. Единственное, что могли сделать советские войска — это нанести массированный артиллерийский удар по немецким позициям, который должен был ослабить их наступательный потенциал.
В том, что необходимо нанесение артиллерийского удара, никто из работников штаба не сомневался. Весь вопрос упирался в продолжительность его удара. Учитывая количество имеющихся в крепости боеприпасов, генерал Петров стоял за продолжительность в двадцать минут.
— Большего, к сожалению, мы себе позволить не можем. Нам ещё предстоит отбивать штурм врага и совершенно неизвестно, как быстро мы сможем пополнить наши арсеналы — в голосе генерала звучал разум и здравомыслие, и с ним были согласны большинство офицеров штаба.
Генерал Казаков настаивал на том, что продолжительность обстрела должна быть если не вдвое больше, то не менее сорока пяти минут.
— То, что вы предлагаете Иван Ефимович — полумеры. Да мы ударим противника, но не кулаком, а растопыренной ладонью, что совершенно недопустимо в нашем положении. Только сознательно рискнув своими арсеналами, мы может серьезно ослабить изготовившегося к броску врага. Иного выхода просто нет, а что касается вопроса пополнения наших запасов мин и снарядов, я думаю, что флот, под руководством адмирала Октябрьский справиться с поставленной перед ним задачей — уверенно заявил артиллерист и ни у кого из штабистов, не нашлось аргументов возразить «варягу».