Он молчал. Не знал, может ли ответить на такое заявление. Не знал, как это сделать.
— Будешь со мной ласков? — спросила она мягко.
— Да, — обещал он. — Буду.
— Это было полгода назад.
— Что?
— Не помнишь?
Он усмехнулся в темноту.
— Наш первый раз.
— Значит, помнишь, — прошептала она ему прямо в ухо. — Тогда тоже было полнолуние.
— Знаю, как раз закончилась зима.
— Да.
Она соскользнула с него и подошла к окну.
— Скажи мне… — Она стояла спиной к кровати, нагая, прекрасная. — Скажи мне, прошу, как сильно ты меня любишь?
— Я уже говорил…
— Неправда, ты ускользнул от ответа. — Голос ее дрожал. — И ускользаешь снова.
Он сел. Шутки закончились.
— Сильнее жизни, сейкви аллафан. Сильнее смерти, сильнее первого и последнего вздоха. Ты самая ценная вещь, которую я нашел на равнинах, наилучшая, с какой я повстречался в жизни. Я отдал бы за тебя оба моих меча.
Она не родилась в горах, не знала вкуса пустыни и законов его народа, но сумела оценить то, что он сказал.
— Правда ли… — Она запнулась. — Правда ли, что ты можешь привести себе жену не из иссаров?
Ох, Великая и Милосердная Госпожа, неужто это неминуемо и всегда должно случаться таким вот образом? Без предупреждения, без предоставления и тени шанса?
Он молчал. Как и она.
Тишина тянулась в бесконечность.
— Такое иной раз случается.
Он не хотел этого говорить. Не должен был этого говорить.
— Противу ваших законов?
— Наши законы это позволяют. Редко, условия всегда трудны, но случается и так, что женщина не из иссарам входит в племя.
У него перед глазами промелькнуло лицо старухи.
— Каковы же условия?
Он снова не знал, что ответить.
— Прошу… — прошептала она.
Он закрыл глаза, чувствуя на губах сухость.
— Трудные, жестокие, неизменные. Первый Закон Харуды не может быть нарушен. А горы — не для изнеженных девиц.
— Я не изнеженная девица! Я из рода кер-Ноэль.
— Знаю. Это хороший род.
Старая женщина в черных одеждах сидит на каменном полу и монотонными движениями вращает жернов. Делает это год напролет, все дневные часы. Ее мужчина погиб несколькими годами ранее, ее дети отданы на воспитание родным мужа. Вращая большой каменный круг, женщина поет на странном, незнакомом языке.
Маленьким мальчиком он часто приходил сюда подсматривать за ней. Ребятишки говорили на нее огалева — суровая баба, смеялись и мешали ей. От тетки он узнал только, что эта женщина была женой ее брата. Была принята в род его кровью и семенем, дети их были уже иссарам. Она — нет. Не станет иссарам никто, кто не рожден в горах. А Первый Закон имеет лишь единственное исключение.
Когда молодой воин привел ее в родовую афраагру, он много дней приносил просительные жертвы. Все это время его избранница пребывала в изоляции, а женщины, которые занимались ею, готовили ее к жизни меж иссарам. Потом, когда старейшины решили, что намерения их серьезны, их отвели в специальную пещеру, где она впервые увидела его лицо. Три дня и три ночи мог сюда приходить любой, чтобы могла она узнать и их лица тоже. Женщины приносили детей, мужчины приводили подростков. Тетка утверждала, что едва ли не все селение проведало ту женщину.
На четвертый день ей дали выпить отвар, после которого она погрузилась в сон. Пока она спала, Ведающая втерла ей в глаза одну мазь. Когда женщина снова открыла их, зрачки ее были закрыты бельмом.
Единственное исключение в Законе Харуды, жестокое, неколебимое, безжалостное.
Женщина с равнин обитала в их родовом доме шесть лет. За это время родила двух сыновей и двух дочерей. Один ребенок умер. Через шесть лет ее муж погиб в стычке с соседним племенем.
Никто не захотел взять себе в жены слепую женщину. Но кровью и семенем она принадлежала роду, могла называться ог’иссарам. Потому посадили ее у зерен.
Ему было семь лет, когда он увидел ее впервые.
Восемь, когда узнал, кто она такая. Десять, когда он подрался с двумя своими двоюродными старшими братьями из-за того, что те бросали в нее камни. Одиннадцать, когда она начала его учить языку равнин.
Четырнадцать, когда она умерла.
Слепая женщина при мельничном круге.
Его мать.
И как он должен рассказать это девушке, что была плоть от плоти зеленых лугов, дождя, ручьев и степного ветра? Какими словами передать историю женщины с равнин, которая из любви к закутанному воину решила провести остаток жизни во мраке? И которая тринадцать лет непрестанно вращала мельничный жернов? Ее уложили во гроб в той позиции, как она и умерла: склоненной, с подогнутыми ногами. Никто не сумел распрямить ее конечности.
Он услыхал щелчок засовов, и в комнату ворвался свет луны.
— Кто-то может тебя увидеть.
— По ту сторону нет окон. Да и дуб заслоняет почти все.
Она обернулась к нему. Парапет находился достаточно низко, и внешнему наблюдателю теперь открылся бы чрезвычайно занятный вид.