Северянин: "Ваш нежный, ваш единственный..."

«Новая "кокаинеточка" в костюме рязанского пастушка. Картинка!.. Неспециалисты, пожалуй, скажут: ну, и что за беда, что размер чужой, что рифмы встречаются у кого-то там 10 раз! Рифмы, мол, вроде блох ("Вы, любители песенных блох" — у Есенина) — маленькие, кончики строк только... Мудрено ли, что перепрыгивают, а пользы все равно в них нет. Но все-таки надо быть чистоплотнее. До чего небрежен порой, например, Маяковский, а и тот однажды заявил с гордостью: — "Вот как я честно работал: во 'Всем сочиненном Маяковским', нет двух одинаковых рифм!" Подражания, заимствования, перепевы и самоперепевы у Есенина так явственны, что даже критика, которая вообще-то к Есенину не в меру благосклонна, и та их отметила.

<...> Никого, все-таки, так убедительно, добросовестно и многократно не перепевает Есенин, как печальной памяти Игоря Северянина. Вот вам примерчик: "И тебя блаженством ошаф-ранит". Живой Игорь!

Вся есенинская "тяга к деревне", захваленная критиками системы "Львов-Рогачевский", не что иное, как "милый", детский, северянинский "стиль рюсс". Угадайте, например, кто это:

"Выйду на дорогу, выйду под откосы, —Сколько там нарядных мужиков и баб.Что-то шепчут грабли, что-то свищут косы.Эй, поэт, послушай, слаб ты иль не слаб?"

Ну, конечно, слаб, совсем слаб, несчастный, так что даже "лица на нем нет": мы привели самые что ни на есть последние стихи Есенина, а читателю, наверное, показалось, что это самый что ни на есть последний Северянин. Судите сами, можно ли писать сильное стихотворение о покосе северянинским ленивым размером:

"Солнце любит море, море любит солнце", да еще утверждая, что "пейзане", по случаю полевых работ, видите ли, поднарядились. И свою "деревню" и "природу" раскрашивает Есенин в мармеладно-северянинские тона:

"Голубого покоя нити...О, Русь, малиновое поле,И синь, упавшая в реку".Сочетание цветов-то какое!"Словно я весенней гулкой раньюПроскакал на розовом коне".

Розовая лошадка — очень замечательно! Вообще, к животным у Есенина до тошноты сладенькая нежность:

"Не обижу ни козы, ни зайца......Лишь бы видеть, как мыши от радости прыгают в поле,

Лишь бы видеть, как лягушки от восторга прыгают в колодце".

Так, ведь, и у давно вымершего Северянина все эти деточкины розовые лягушечки в книжечках водились:

"Кружевеет, розовеет утром лес,Паучок по паутинке вверх полезХорошо гулять утрами по овсу,Видеть птичку, лягушонка и осу".

Все "приобщение к деревне" и у Игоря, и у Есенина выражается в том, что оба они только чуть-чуть переодеваются:

"Останови мотор, сними манто"... (Северянин)."К черту я снимаю свой костюм английский,

Чо же, дайте косу, я вам покажу!" (Есенин).И вот, пожалуйте — показал, готово! К земле приобщаются:"Я с первобытным неразлучен"... (Северянин)."Я ли вам не советский, я ли вам не близкий?" (Есенин).

Этакая лимонадная идиллия! Этакое скоропостижное перевоплощение в эфемерного пейзана... А теперь довольно о заимствованиях, — заметим только в скобках, что заимствования эти, конечно, невольны и бессознательны: просто язык ворочается по проторенным дорожкам, в сторону наименьшего сопротивления. <...>

<...> Недаром Ю. Тынянов ("Русский Современник", № 4) замечает, что Есенин "кажется порою хрестоматией от Пушкина до наших дней". Добавим от себя: хрестоматией банальностей. Зато "гражданской доблести" и у него хоть отбавляй. <...>

"...ту весну,Которую люблю,Я революцией великой Называю,

И лишь о ней Страдаю и скорблю,Ее однуЯ жду и призываю!"

Ждать и призывать великую революцию, конечно, почтенно (особенно в ее VIII годовщину!). Еще лучше было бы на нее своевременно работать. Но вот скорбеть о ней — решительно незачем. Что она — погибла, что ли? И сколько ни старается Есенин убедить читателя:

"Я выйду сам,Когда настанет срок,Когда пальнутьПридется по планете".

Иначе это называется: "горохом об стенку" или "из воробья по пушкам". Читатель невольно вспоминает, как единожды "сам" Северянин "в поход собрался".