Северная Аврора

Старик быстро спустился в камбуз и вернулся с чашкой браги и селедкой. Угостив Валерия, как полагалось по обычаю, он вежливо осведомился, какова была дорога.

Валерию пришлось повторить свой длинный рассказ.

Тихон терпеливо ждал, когда, наконец, Валерий заговорит о Любке. Узнав о том, что Любка покинула родной дом, старик ничем не выдал своего волнения, только мохнатые брови его шевелились. Дослушав рассказ Валерия до конца, он перекрестился и пробормотал:

- Да будет воля твоя... Разве судьбу уделаешь! Ах, чертовка!

Лицо его вдруг осветила широкая улыбка:

- Вызволять ее, ребята, надобно...

- Не таковская, Тихон Васильевич... Сама доберется! - ответил ему Валерий.

Фролов и Павлин приехали в Чамовскую вечером. Павлин ушел в свою каюту, а комиссар направился в салон, стены которого почти сплошь были заклеены плакатами и воззваниями.

По дороге его остановил вахтенный:

- Вас, товарищ комиссар, какой-то краской ищет...

- Какой краском?

- Не знаю. Из Вологды, что ли...

- Ладно. Пусть подождет.

В салоне за длинным овальным столом сидела машинистка. Перед ней стояли две машинки: одна с русским, другая с латинским шрифтом;

Листовки, предназначенные для белых солдат, были готовы. Они лежали стопкой на краешке стола. Предлагая белым солдатам сдаваться, командование бригады обещало им жизнь и свободу.

С листовками, предназначенными для англичан и американцев, дело обстояло сложнее. Трудно было говорить о пролетарской солидарности и сознательности, обращаясь к солдатам экспедиционного корпуса.

Фролов, конечно, понимал, что среди английских и американских солдат имеются самые разные люди. Наряду с авантюристами, проходимцами и прямыми врагами революции в экспедиционном корпусе есть и такие люди, которые попали в Россию поневоле, в силу тех или иных обстоятельств. Именно к ним комиссар и обращался. Он твердо помнил письмо Ленина к американским рабочим.

Фролов едва успел войти в салон, как машинистка торопливо напомнила ему:

- Последняя фраза была: "Долой эту бойню, затеянную империалистами..."

- Да, да, - пробормотал Фролов. Он прошелся по салону и остановился возле стола. - Пишите так: "Солдаты Америки и Британии!.."

Комиссар диктовал по-английски:

"Вас прислали сюда для расправы, как некогда царь посылал казаков против революции и против народа. Разве вы хотите стать жандармами свободы?.."

Дверь приоткрылась, и в салон вошел вахтенный матрос.

- К вам, товарищ комиссар, - доложил он. - Опять тот самый краском.

- Давай его сюда, - нетерпеливо сказал Фролов.

Матрос вышел. Машинистка, посмотрев на дверь, увидела возле нее командира в потертой кожанке и с маузером на боку. В ту же сторону взглянул и комиссар.

- Ты? - удивленно воскликнул он.

- Так точно, товарищ комиссар, собственной персоной! - громко, на весь салон отрапортовал Валерий.

Фролов подошел к Валерию. Кубанка, которую он сейчас носил вместо морской фуражки, изменяла его лицо, и оно показалось Валерию каким-то незнакомым. Они обнялись.

Усадив Валерия на кожаный диванчик, Фролов попросил его подождать. Диктовка продолжалась.

После того, как составление листовки было окончено и машинистка ушла, комиссар сказал Валерию:

- Ну, теперь рассказывай свою историю...

Фролов слушал внимательно, улыбался, а иногда и хохотал. Не хохотать было нельзя: Сергунько все рассказывал в лицах, забавно изображая и себя и Козелкова. В особенности смешно изобразил он недоумение Козелкова, получившего из штаба телеграмму о переводе Сергунько на Двину. Фролова радовало и то, что, по словам Валерия, его помнили в отряде. Жизнь в Ческой теперь казалась комиссару очень далекой. А ведь прошел всего только месяц.

- Я рад, Валерий, что ты приехал, - дружески сказал комиссар. Наладишь у нас полевую разведку. А в штабе армии был? Гриневу видел?

Валерий хлопнул себя по лбу:

- Да ведь вам письмо...

Он подал комиссару толстый пакет. Фролов изменился в лице:

- От Гриневой?

Фролов нетерпеливо разорвал простую газетную бумагу, в которую было запечатано письмо. Некоторое время он читал молча. Глаза его успокоились и повеселели.

- Поди к Андрею! - сказал он Сергунько. - Мне сейчас некогда... Я должен показать письмо комбригу. - Он быстро вышел из салона.

Валерий с недоумением поглядел ему вслед.

Письмо члена Военного совета армии Гриневой начиналось сообщением о здоровье Ленина.

"Спешу вас порадовать, - писала она, - теперь уже можно сказать определенно, что всякая опасность миновала. Скоро Ильич приступит к работе. Скоро мы услышим его голос. Какое это счастье не только для нас, но и для всего пролетарского, рабочего мира!